ВНЕ КАЗАХСТАНСКОЙ АРТ-ДИАСПОРЫ: СЕРГЕЙ МАСЛОВ
Kamila Serikova and Diana Sholkova, Kazakh Ablai Khan University of International Relations and World Languages
Edited by: Gazinur Gizdatov, Kazakh Ablai Khan University of International Relations and World Languages and Olga Burenina-Petrova, University of Zurich & University of Konstanz
Когда я думаю о Сергее Маслове, то задаюсь одним вопросом: почему его творчество оказалось в тени? Почему о нем предпочитают не вспоминать, хотя его работы были новаторскими, смелыми и по-своему революционными?
Во многом, думаю, дело в его провокативной натуре. Маслов был художником, который сознательно играл на грани и с эстетикой, и с идеологией. Он высмеивал нормы, привычные каноны искусства и даже самих зрителей. Его творчество было перформативным, процессуальным, непостоянным по своей природе. Например, его «письма» или акция «Моя Уитни» — это примеры того, как Маслов использовал текст не просто как дополнение к визуальному искусству, а как его неотъемлемую часть. Его провокативные перформансы заставляли задуматься, но порой могли вызывать и раздражение. Кажется, что Маслову удалось выразить суть постсоветского хаоса в своих текстах и художественных акциях. Его эстетика абсурда буквально воссоздавала ощущение нестабильности и растерянности 1990-х годов. Однако именно эта абсурдность стала и его проблемой. Маслов не пытался быть удобным художником он создавал работы, которые выбивали из зоны комфорта. В постсоветском обществе, стремящемся к стабильности и упорядоченности, творчество Маслова выглядело пугающим и слишком странным.
Кроме того, Маслов сознательно работал с массмедийными формами объявлениями, гороскопами, письмами. Он играл с шаблонами, доводя их до гротеска, раскрывая пустоту и фальшь таких текстов. Но такая манера легко может быть неправильно понята. Вместо того чтобы воспринимать его как критика советской и постсоветской культуры, его искусство порой расценивали как хаотичное или даже циничное. Еще одной причиной забвения Маслова, на мой взгляд, стало отсутствие широкого признания при жизни. Хотя его творчество было известно в художественных кругах, оно не получило той огласки, которая позволила бы закрепить его имя в культурной памяти. Маслов не создавал монументальных работ, которые легко было бы «поместить в музей». Его акции и перформансы были мимолетными, их сложно реконструировать и понять без контекста времени. Особенно поразил перфоманс, рисунок. написанный кровью. Пугает и завораживает одновременно.
И, наконец, нельзя не сказать о трагической иронии: Маслов, высмеивающий бессмысленность и хаос бытия, сам в итоге стал жертвой того же хаоса. Его работы, в которых он пытался «обхитрить энтропию», как он сам говорил, не смогли полностью противостоять забвению. Почему о Сергее Маслове не вспоминают? Возможно, потому что его искусство это зеркало не самых приятных сторон нашей истории. Оно говорит о растерянности, абсурде, разрыве с прошлым и неуверенности в будущем. Но именно поэтому о нем стоит вспоминать. Маслов пытался говорить о сложных вещах на языке игры, и в этом его гениальность. Забыть о Маслове это значит забыть о том, как мы искали новый язык для описания времени, в котором жили.
На мой взгляд, забывание о С. Маслове можно объяснить несколькими перекрёстными факторами, связанными с изменением культурных приоритетов и политических обстоятельств. Возможно, его идеи и творческая позиция не вписывались в официальный дискурс своего времени, что привело к тому, что его имя оказалось на периферии общественной памяти. В условиях смены идеологической линии и реструктуризации культурного пространства те личности, чьи взгляды не совпадали с господствующими установками, зачастую подвергаются игнорированию или даже преднамеренному забыванию.
Кроме того, современное общество стремится к созданию собственного, обновлённого культурного и исторического нарратива, в котором центральное место отводится корням и традициям, более близким национальному самосознанию. В этом контексте фигуры, ассоциирующиеся с прошлой эпохой или с идеями, оказавшимися спорными, могут оказаться вытеснены в тень. Именно поэтому личность С. Маслова, чья деятельность могла восприниматься как менее значимая или даже противоречивая, предпочитают не освещать в современной повестке дня.
Такое забвение, на мой взгляд, отражает не столько объективную оценку его вклада, сколько изменчивость общественной памяти и переосмысление исторических ценностей, когда прошлое фильтруется через призму новых идеалов и культурных приоритетов.
Сергей Маслов был важным художником, но его имя мало кому известно. Он не вписывался в официальное искусство, работал на грани традиционного и нового, шел против правил. Таких художников часто забывают, потому что их творчество неудобно для привычных представлений о культуре.
Почему о С. Маслове предпочитают не вспоминать?
Когда речь заходит о современных казахстанских художниках, имена некоторых из них легко всплывают в памяти. Но вот Сергей Маслов, одна из самых неординарных фигур в искусстве Казахстана, почему-то остаётся в тени. Он не входит в официальные культурные пантеоны, о нём редко говорят в академической среде, его творчество знают только узкие круги. Почему же так происходит? Почему его имя будто бы намеренно избегают?
Сергей Маслов никогда не вписывался в удобные категории. Его искусство было слишком ироничным, провокационным, абсурдным – в нём не было той серьёзности и «высокой идеи», которые часто ожидают от художников, оставшихся в истории. Он не восхвалял национальную культуру, не создавал величественные образы, не работал с «великими смыслами». Вместо этого он играл, издевался над реальностью, превращал повседневность в сюрреалистический театр.
В советские годы такой подход к искусству выглядел как вызов системе. В постсоветские – как неудобное напоминание о хаосе 90-х. Маслов избегал прямых политических заявлений, но его работы были слишком свободными, слишком «неформальными», чтобы легко встроиться в культурную политику Казахстана.
Сейчас в Казахстане идёт формирование нового культурного канона, где акцент делают на национальную идентичность, историческую преемственность и классическую эстетику. Это логично: страна укрепляет свою независимость, ищет культурные символы, которые могут стать опорой национального самосознания.
И вот тут Маслов оказывается абсолютно неуместным. Он не был «глашатаем национальной идеи», он не создавал ничего, что можно было бы встроить в современную идеологию. Он был между мирами – постсоветским, авангардным, ироничным, свободным. Именно эта свобода и делает его неугодным.
В отличие от «официальных» художников, творчество Маслова неудобно анализировать с привычных позиций. Оно не несёт патриотического послания, не восхваляет казахскую культуру, но и не является чисто западным искусством. Это что-то третье, что-то странное, хулиганское, местами даже кощунственное.
Однако это не значит, что Маслова совсем забыли. О нём помнят в узких кругах – среди независимых художников, кураторов, людей, кто интересуется настоящим искусством, а не только тем, что удобно вписывается в официальную историю.
Но массовый зритель, конечно, о нём не слышит. Нет школьных программ, нет больших монографий, нет массовых выставок. Его не цитируют в официальных речах, его имя не звучит в «списке великих» – и это, вероятно, устраивает тех, кто формирует культурную повестку.
О Маслове не вспоминают не потому, что он был недостаточно талантлив, а потому, что его искусство невозможно однозначно интерпретировать. Он не вписывается в официальные нарративы, не несёт удобных смыслов. Его искусство было про свободу, про абсурд, про игру, а в мире, где искусство часто превращают в инструмент идеологии, такие художники становятся неудобными. Однако забыть полностью его невозможно. Пока остаются люди, которым важна подлинная свобода в искусстве, память о Маслове будет жить – пусть и не в официальных учебниках, но в умах и сердцах тех, кто умеет видеть не только то, что показывают, но и то, что скрывают.
Очень интересный, мастерски и живо представленный материал. Спасибо!