Anja Novak
TEKST TELESA
(corpus in process)
Moj skelet skeli in se klanja!
Grumova nagrada 2023
za najboljše izvirno slovensko besedilo
na 53. Tednu slovenske drame
[odlomek iz IV. dejanja drame]
<…>
Oprosti mi, telo mojega telesa.
DEKLICA:
Mamica moja.
PTIČKI (pojejo):
Mamica je kakor sonček, srček njen je blat,
bla, bla, bla, bla, bla, bla, bla, bla, včasih bil je zlat!
BABICA:
Mamica, ki je za ure vožnje v avtošoli sredi tople pomladi, ko poženejo brstički na drevesih,
še vedno rada oblačila visoke pulije iz grobe volne,
med drgnjenjem svojega telesa v domači banji bruha,
preden bo šla na krvavice.
PTIČKI:
Krvavice iz prasice!
MAMA:
Oprosti mi.
DEKLICA:
Nisi kriva, mami.
Nihče ni kriv.
TELO:
Tako se je zgodilo.
Nihče ni kriv, da padam.
Tako se je zgodilo.
BABICA:
Oprosti mi.
Lepa si.
Lepa si.
Lepo si.
Lepo si.
TELO:
Tako se je zgodilo.
Tako kot se zgodi Černobil ali pa naftno jezero sredi oceana.
Tako kot se zgodijo žrtve pedofilov, tako kot se zgodijo samomori.
Tako kot se zgodijo pretepi in uboji žensk, ki na poročno noč ne krvavijo!
PTIČKI:
Deviška koža, kra, kra, kra!
TELO:
Tako kot se zgodijo zvišanja cen moke, jajc, sladkorja, sladoleda, lososa in kokosa.
Tako kot se zgodi seksizem v avstralskem parlamentu.
Tako kot se zgodi odsoten foter in zapita mama, slaba zdravstvena oprema, privatizacija umetnosti in šolstva, vode, zemlje in teles.
Tako kot se zgodijo hitlerji.
In tako kot se zgodijo vse podnebne in človeške krize.
Nihče ni kriv.
Vsak je ravno toliko, ravno čisto malo kriv, da sploh ni kriv.
Nihče ni kriv.
Ta nihče je mozaik, razbita skupnost.
Narazen, a del iste slike.
Nihče ni kriv.
Da padam.
Da se zdaj sesuvam.
Da sesuva se družina.
Da se svet sesuva.
Da se ignorira bolečino in na bolečino nalaga bolečino.
Da se ves ta prah in razbitine, pesimizem vpisujejo v to telo, tako zelo, da si grem na kurac.
Da mi greš na kurac, deklica neumna trapasta, da nisi jedla, da si (me) stradala.
Ker se o stvareh ne sme spregovorit.
Ker je bolje, da se o stvareh ne spregovori.
Dokler ne postanejo bolezen.
Ker če se o stvareh ne spregovori, nekaj časa tega ni.
Dokler ne spregovori bolezen.
Bolezen ni bolna.
Bolezen je le zdrav odziv na bolno okolje.
Bolezen je le odziv, ne pa sklep.
PTIČICA:
Tell me how you were loved,
so that I can understand the way you hate.1
DEKLICA:
Super! Hvala ti bolezen, da si prišla, me žegnat s svojo mrtvaško čarobno palco!
FRESKA MRTVAŠKI PLES:
Koso.
DEKLICA:
Še jokat ne morem, ker so solze pri tebi, moje telo.
Vrni mi vsaj solze.
TELO:
Kaj ti je deklica, da si tak žalostna?
DEKLICA:
Jezna sem, ne žalostna.
Danes sem sanjala, da sem plezala po visoki lestvi, ki je bila pod zelo ničnim kotom prislonjena na pobočje hriba. Ko sem prišla dovolj visoko, praktično na vrh, je lestev začela padat in priletela sem z velike višine na hrbet nazaj. Zlomila sem si hrbtenico in ležala tam, z obrazom proti nebu, dokler me niso našli. Prvič sem dojela, zakaj se reče, da vidiš zvezde, kadar padeš.
PTIČKI:
In nič ne plešejo.
Plešeš ti.
PTIČKI:
Mrtvaški ples.
FRESKA MRTVAŠKI PLES:
Dance me to the end of Love!
TELO:
Kdor visoko leta, nizko pade.
PTIČKI:
Pa to smo lih prej rekli!
TELO:
Tako visoko stran si letala, da bi postala bolečina spodaj manjša.
Kot iz aviona dol postanejo manjše strehe ličnih hišic.
Z cvetličnimi gredicami.
In peskovnik.
Deklica.
Tako zelo si bila lačna ljubezni, da si bila videt kot rdeč hudič, ki v sili muhe žre.
Tako zelo si bila zaposlena z iskanjem trohice ljubezni in priznanja.
Tako zelo si bila zaposlena z željo bit ljubljena, da si pozabila ljubit sebe, naučit se ljubit.
Tako zelo si bila zaposlena z željo bit ljubljena, da nisi opazila prave ljubezni okoli sebe.
Tako zelo si bila zaposlena z molčanjem, da si zbolela.
Deklica, rado te imam.
Zakaj me sovražiš?
DEKLICA:
Če bi bila luna, bi bila mlaj.
Da me ni.
Da ni mojega telesa.
Da ni mojega zaobljenega trebuha.
Da ni mehkega tkiva na stegnih.
Da ni mastnih las.
Da ni mozoljev.
Da ni mesnatih ličk, ki se obarvajo rdeče za vsak drek.
Da ni širokih bokov, ki ne gredo v osnovnošolski jeans.
Da ni te riti velike kot vzhajajoča luna.
Kot vzhajan hlebec kruha, kot en krof, polnjen z maščobami in bolečino.
PTIČICA:
Saj nič od tega ni.
PTIČKI:
Hihi.
DEKLICA:
Da ni želje po užitku, hrani, spanju.
Da ni želje po orgazmu, da ni želje po srečnem otroštvu mojega očeta, po odsekanih prstih maminega inštruktorja iz avtošole in še koga, prosim, prosim, prosim, da ni želje po zadovoljenem mladem telesu moje babice, da ni želje po golih telesih v vseh mogočih formatih, iznakaženosti, lepoti, stigmah, da ni želje po seksu, lizanju. Da ni želje po kričanju nad krivico, da ni želje po tem, da rečem ne.
Da ni želje, da ni želje, da ni želje, da je ni, da ni utrujenosti od želja, da ni strahu, da ni nevarnosti pred željo, da ni želje po pogumu, da ni želje.
Da si me nihče ne želi, da nihče od mene ne zahteva rešit fotrov, mam, dedkov, babic, svetovnih kriz, izumirajočih slonov, evra, vsakega kvadratnega centima Zemlje, kjer je vojna, nezadovoljenih moških, nenasitnih moških, nenasitnih žensk, da si me nihče ne želi, da si me nihče ne želi in ne drzne od mene ničesar zahtevat, obetat in pričakovat.
Da mi ni treba postavljat mej in jezit ljudi.
TELO:
Kaj boš zdaj, deklica?
DEKLICA:
Utrujena sem, ne jezna.
Bolna, ne žalostna.
PTIČKI:
Jezna, žalostna, utrujena in bolna!
TELO:
Padam jaz in pada svet.
Poglej okoli.
Vojne, vojne, vojne.
Ti pa vojno v sebi.
Kaj boš?
DEKLICA:
Zdaj stojim in gledam vate, moje telo, moja kletka, ribcage, moj odsev.
Zdaj te gledam, moja koščena zaščita, kostna meja.
Tako si strašno, da preženeš najbolj strašen strah oziroma človeka.
Tako si strašno bolno.
Tako si bolno strašno, da ljudje s teboj ravnajo v rokavicah.
Kot z ranljivo stanarino, umetnino, tkanino preperelo, kot s Tutankamonovo masko ali Mona Lizo.
Zdaj stojim in te gledam uokvirjenega s takim masivnim zlatim okvirjem za v Narodno galerijo.
Zgledaš kot en tujec.
A ti vidiš mene?
Vidiš.
Ogledalce, ogledalce pred mano povej, katera najlepša in najpopolnejša in najljjubša in najbistrejša in najneproblematičnejša in najmočnejša in najtrdnejša in najboljša in najpridna in najizpolnjena in najpredana in najbrezmejna in najsuperlativna in najzanimiva in najtalentirana in najprilagodljiva in najprilagojena in najraztelešena in najutelešena in najcelovita in najsamožrtvovana in najmaterinska in najfeministična in najosveščena in najljubša in najbožja in najnajdena v deželi je tej?
OPOMBE
1 «Tell me how you were loved and I will tell you how you make love. One’s upbringing says a lot about who you are in bed. » (Esther Perel)
© Uporaba in reprodukcija besedila brez pisnega dovoljenja avtorice je prepovedana.
Anja Novak, anjapikanovak@gmail.com
Аня Новак
ТЕКСТ ТЕЛА
(corpus in process)
Мой скелет скован болью в поклоне!
Награда имени Славко Грума 2023 года
за лучший оригинальный текст на словенском языке
на 53-ей Неделе словенской драмы
[отрывок из IV акта пьесы]
<…>
МАМА:
Прости меня, тело моего тела.
ДЕВУШКА:
Мамочка моя.
ПТИЧКИ (поют):
Пусть всегда будет солнце,
Пусть всегда будет мама, –
На-на-на, на-на-на,
Там, где сердце – хлябь одна.
БАБУШКА:
Мамочка на уроки вождения в автошколе в разгар теплой весны, когда на деревьях набухают почки,
все еще предпочитала надевать закрытые свитера из грубой шерсти,
пока она дома в ванне трет мочалкой свое тело, ее тошнит,
потом она пойдет есть кровяную колбасу.
ПТИЧКИ:
Кровяная колбаса из свинтуса!
МАМА:
Прости меня.
ДЕВУШКА:
Мам, ты не виновата.
Никто не виноват.
ТЕЛО:
Так случилось.
Никто не виноват в том, что я падаю.
Так случилось.
БАБУШКА:
Прости меня.
Ты красивая.
Ты красивая.
Ты красивое.
Ты красивое.
ТЕЛО:
Так случилось.
Так случается Чернобыль или разлив нефти посреди океана.
Так случаются жертвы педофилов, так же, как случаются самоубийства.
Так случаются избиения и убийства женщин, у которых не течет кровь в первую брачную ночь!
ПТИЧКИ:
Девственная плева, кар-кар-кар!
ТЕЛО:
Так же, как случаются повышения цен на муку, яйца, сахар, мороженое, лосось и кокос.
Так же, как случается сексизм в австралийском парламенте.
Так же, как случаются отсутствующий отец и мать-пьяница, плохое медицинское оборудование, приватизация культуры и образования, воды, земли и тел.
Так же, как случаются гитлеры.
И так же, как случаются все природные и гуманитарные катастрофы.
Никто не виноват.
Каждый виноват ровно столько, до такой степени мало, что и не виноват вовсе.
Никто не виноват.
Этот никто – мозаика, разбитое сообщество.
По отдельности, но часть одной картинки.
Никто не виноват.
Что я падаю.
Что я теперь разрушаюсь.
Что разрушается семья.
Что мир разрушается.
Что болью пренебрегают, и на боль накладывается боль.
Что вся эта пыль и разбитость, пессимизм вписаны в это тело и настолько сильно, что я сама себя бешу.
Что ты бесишь меня, глупая вздорная девчонка, тем, что ты не ела, что ты себя (меня) морила голодом.
Потому что о вещах нельзя говорить вслух.
Потому что лучше, если о вещах не говорить вслух.
Пока они не становятся болезнью.
Потому что, если о вещах не говорить, некоторое время этого нет.
Пока не заговорит болезнь.
Болезнь не больная.
Болезнь – это лишь здоровая реакция на больную среду.
Болезнь – это лишь реакция, а не итог.
ПТИЧКА:
Tell me how you were loved,
so that I can understand the way you hate[1.
ДЕВУШКА:
Супер! Спасибо тебе, болезнь, что ты пришла благословить меня своей мертвенной волшебной палочкой!
ФРЕСКА «ПЛЯСКА СМЕРТИ»:
Косой.
ДЕВУШКА:
Я даже плакать не могу, так как слезы у тебя, мое тело.
Верни мне хотя бы слезы.
ТЕЛО:
Что с тобой, девочка, что ты такая грустная?
ДЕВУШКА:
Я не грустная, а злая.
Сегодня мне снилось, что я карабкалась по высокой лестнице, которая была почти вплотную прислонена к склону горы. Когда я взобралась достаточно высоко, почти на самую вершину, лестница начала падать, и я полетела с большой высоты спиной вниз. Я сломала себе позвоночник и лежала там лицом к небу, пока меня не нашли. Впервые я поняла, почему говорят, что, когда падаешь, видишь звезды.
ПТИЧКИ:
И вовсе они не пляшут.
Пляшешь ты.
ПТИЧКИ:
Пляску смерти.
ФРЕСКА «ПЛЯСКА СМЕРТИ»:
Dance me to the end of Love!
ТЕЛО:
Кто высоко летает, низко падает.
ПТИЧКИ:
А мы о чем говорим!
ТЕЛО:
Так высоко ты летала для того, чтобы твоя боль внизу стала меньше.
Как при взгляде из самолета становятся меньше крыши хорошеньких домиков.
С цветочными клумбами.
И песочница.
Девочка.
У тебя была такая жажда любви, что ты была похожа на того, для кого на безлюдье и Фома дворянин.
Ты настолько была занята поиском хоть капельки любви и признания.
Ты так сильно была охвачена желанием быть любимой, что забыла любить саму себя, научиться любить себя.
Ты так сильно была охвачена желанием быть любимой, что не заметила истинной любви рядом с собой.
Ты так сильно была сосредоточена на молчании, что заболела.
Девочка, я тебя люблю.
Почему ты меня ненавидишь?
ДЕВУШКА
Если бы я была луной, то была бы новолунием.
Чтобы меня не было.
Чтобы не было моего тела.
Чтобы не было моего круглого животика.
Чтобы не было мягких тканей на ляжках.
Чтобы не было жирных волос.
Чтобы не было прыщей.
Чтобы не было пухленьких щечек, которые краснеют из-за всякой фигни.
Чтобы не было широких бедер, которые не пролезают в джинсы, которые я носила в девятом классе.
Чтобы не было этой задницы, большой, как растущая луна.
Как пышная булочка, как какой-нибудь пончик, наполненный жирами и болью.
ПТИЧКА:
Ведь ничего этого нет.
ПТИЧКИ:
Хи-хи.
ДЕВУШКА:
Чтобы не было желания оргазма, чтобы не было желания счастливого детства для моего отца, желания отрезать пальцы маминому инструктору из автошколы и еще кому-нибудь, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, чтобы не было желания удовлетворенного молодого тела моей бабушки, чтобы не было желания голых тел во всех возможных форматах, желания обезображенности, красоты, стигм, чтобы не было желания секса, поцелуев повсюду. Чтобы не было желания кричать о несправедливости, чтобы не было желания сказать нет.
Чтобы не было желания, чтобы не было желания, чтобы не было желания, чтобы его не было, чтобы не было усталости от желания, чтобы не было страха, чтобы не было опасности желания, чтобы не было желания смелости, чтобы не было желания.
Чтобы меня никто не желал, чтобы от меня никто не требовал решить отцовские, мамины, дедушкины, бабушкины, мировые кризисы, спасти вымирающих слонов, евро, каждый квадратный сантиметр Земли, где есть война, неудовлетворенные мужчины, ненасытные мужчины, ненасытные женщины, чтобы никто меня не желал, чтобы никто меня не желал и не осмеливался ничего от меня требовать, обещать и ожидать.
Чтобы мне не нужно было выстраивать границы и злить людей.
ТЕЛО:
Что теперь будешь делать, девочка?
ДЕВУШКА:
Я не злая, уставшая.
Не грустная, я больна.
ПТИЧКИ:
Злая, грустная, уставшая и больная!
ТЕЛО:
Падаю я, и падает мир.
Посмотри вокруг.
Войны, войны, войны.
А у тебя война в тебе.
Что будешь делать?
ДЕВУШКА:
Сейчас я стою и смотрю в тебя, мое тело, моя клетка, ribcage*, мое отражение.
Сейчас я смотрю на тебя, моя костяная защита, костная граница.
Ты такое страшное, что отпугнешь самый страшный страх, точнее человека.
Ты так страшно больно́.
Ты так болезненно страшно, что люди обращаются с тобой в перчатках.
Как с ранимой старой вещью, произведением искусства, рассыпающейся тканью, как с маской Тутанхамона или Мона Лизой.
Сейчас я стою и смотрю на тебя, помещенного в такую массивную золотую раму, под стать Национальной галерее.
Ты выглядишь как какой-то чужак.
А ты видишь меня?
Видишь.
Свет мой зеркальце, скажи, кто на свете всех красивее и идеальнее, и любимее, и умнее, и непроблематичнее, и сильнее, и тверже, и лучше, и старательнее, и самореализованнее, и преданнее, и безграничнее, и превосходнее, и интереснее, и талантливее, и покладистее, и конформнее, и бесплотнее, и телеснее, и цельнее, и самопожертвеннее, и по-матерински заботливее, и феминистичнее, и осознаннее, и любимее, и божественнее, и прекраснее которой не найти?
ПРИМЕЧАНИЯ
1 «Tell me how you were loved and I will tell you how you make love. One’s upbringing says a lot about who you are in bed. » (Esther Perel) // Расскажи мне, как тебя любили, чтобы я могла понять, как ты ненавидишь. «Скажи мне, как тебя любили, и я скажу тебе, как ты занимаешься любовью. Воспитание многое говорит о том, кем ты являешься в постели» (Эстер Перель).
* Грудная клетка (англ., прим. переводчика – А.К.).
© Использование и распространение текста без письменного разрешения автора запрещено.
Anja Novak, anjapikanovak@gmail.com
Anja Novak, Ljubljana
Translated from slovene into russian by: Aleksandra Krasovec, Institute of Slavic Studies of the Russian Academy of Sciences
Edited by: Jelka Ciglenečki, Goga Publishing and Olga Burenina-Petrova, University of Zurich & University of Konstanz