В АЛМАТЫ НЕТ СНЕГА
Как же так – уже почти середина декабря, а улицы все еще дышат теплом.
Небо беззаботно синеет, оранжево согреты высокие зеркальные стены.
В Алматы нет снега….
Каждое утро я прохожу одной и той же дорогой, прорезаю узкую тропинку по бурой уставшей траве. Мимо прилепленных друг ко другу маленьких турецких кафе, овощных магазинчиков, задумчивых парикмахерских. Бабушка-турчанка метет тротуар, на ее ноги натянуты неизменные розовые носки…
В Алматы нет снега, а меня гложет северная тоска…
Когда мне было шесть, родители отдали меня учиться в музыкальную школу. Отец сам взялся провожать меня и встречать. Дорога лежала через заброшенный детский садик, где осенью прелые листья выкладывали на тротуаре причудливые картины, через ряды двухэтажных домиков, гастрономы и несколько притихших дворов, поскрипывающих качельными песнями. Отец держал меня за руку и шел очень быстро. Мне приходилось семенить за ним мелким частым шагом, а иногда совершать почти гигантские подпрыгивания и перескакивания. Порой мне казалось, что я лечу за ним, как воздушный шарик, почти не касаясь ногами земли.
Часто отец сочинял волшебные истории и рассказывал мне по дороге. Я вглядывалась в проплывающие мимо резные изгороди, темные прохладные подъезды, и всюду чудилось оживающее волшебство.
Наступала зима, и метель наметала высокие сугробы. Мама извлекала из тумбочки валенки и мохнатую шубу. Походы в музыкальную школу продолжались, но дорога изменялась до неузнаваемости. Мы становились двумя крейсерами, прорезающими снежные океаны. Снег набивался в валенки, носки промокали, варежки становились несгибаемыми, а мы все прыгали по сугробам и продолжали придумывать сказочные истории.
Встречая нас, мама охала и хмурилась. Меня отправляли к батареям – греть покрасневшие ноги. Подошвы начинали нестерпимо чесаться, и казалось, что батарея – это большой белый ежик, покалывающий пятки своими иголками. За окном темнело, но зимние вечера всегда были темно-синими, чернильными. Лимонная луна грустно всплывала над крышей пятиэтажного дома напротив, застенчиво опуская глаза.
Уже после ужина, вымыв руки земляничным мылом, мне нравилось долго стоять у окна, изрисованного морозной акварелью. Ночь спускалась по серебристым ступенькам, укутанная в бархатный плащ с длинным шлейфом, увенчанная короной из звездного света.
Свет стекал по стенам, весь в инее. В углах дремали загадочные тени, иногда пробуждаясь и таинственно поблескивая глазами. Собственное дыхание казалось мне слишком громким, и я старалась его задержать. Так я стояла, замерев, пока не наступало время идти спать. А ночью начинался снегопад….
Снег валил сутками, укутывая сверкающими шубами деревья во дворе, укрывая переливающимся пологом стены, подвешивая к карнизам звенящие гирлянды сосулек. Когда солнце, вырываясь из туманного плена, вставало над нетронутой снежной гладью, снег вспыхивал мириадами разноцветных огней. И верилось, что в глубине его обязательно сокрыты несметные сказочные богатства…
Я продолжаю надеяться, что маленький северный город все еще хранит свои снежные тайны. Во снах, воспоминаниях, мечтах он часто является мне в своем зимнем очаровании, и становится радостно и грустно одновременно.
В Алматы нет снега…
Стою на автобусной остановке, вглядываюсь в зажигающиеся окна. Каждое – как маленькое оранжевое пламя. Каждое – как танцующий огонек свечи.
Неожиданно я понимаю – этот бесснежный декабрь все же до краев наполнен надеждой… как и памятью…
Svetlana Kim, Kazakh Ablai Khan University of International Relations and World Languages
Edited by: Olga Burenina-Petrova, University of Zurich & University of Konstanz and Gazinur Gizdatov, Kazakh Ablai Khan University of International Relations and World Languages