ВИНОГРАДНАЯ БЕСЕДКА
Невозможно описать, сколь обворожительна была виноградная беседка… Каждый изгиб лозы или резной край любого листа можно было разглядывать, не отрываясь и потеряв счет времени… Но самое драгоценное было то, что беседка во сне и воспоминаниях становилась еще прекраснее.
И наяву, и в мыслях я многие годы видел эту картину: темные искривленные у самой земли лозы прихотливыми изгибами тянутся вверх и уже наверху – на решетчатой крыше – молодые зеленые гибкие побеги, снова спускаются вниз и наконец развешивают повсюду кисти черного винограда. Все это выглядело, как на картинах Карла Брюллова “Итальянский полдень” и “Девушка, собирающая виноград в окрестностях Неаполя”. Сходство с Брюлловым добавляла фигурка соседской девочки Вали, которая почти все свое время проводила в густой тени винограда. Даже в самый знойный день под пологом узорчато-вырезанных листьев было прохладнее, а иногда откуда-то налетал ветерок, раскачивая тонкие веточки со спирально-закрученными усиками, которые еще не успели найти себе твердую опору. Жара и тишина, нарушаемая только жужжанием насекомых – это застывшее время, совершенно точно понятое и выраженное на полотнах Брюллова, я ощутил, глядя на беседку, где Валя – то медленно листала книжку, то куда-то смотрела вдаль сквозь листья, то лениво тянулась в сторону виноградной грозди… Но, дотянувшись, почему-то не срывала ее, а снова неспешно погружалась в прерванные занятия, а точнее – в dolce far niente – итальянское блаженное безделье… Долгий летний знойный день продолжал тянуться так же медленно и лениво, как тянулась девочка за виноградом… Спустя какое-то время, Валя вставала и снова пыталась дотянуться до винограда… Но, как мне видится в зыбком воспоминании, когда ее загорелая кисть встречалась с кистью винограда, она опять, задумавшись, плавно опускала руку…
Уже ближе к осени, когда виноград чернел окончательно, покрываясь легким белым восковым налетом, Валя вместе со своей матерью собирали виноград.
Девочка так же тянулась за зрелыми гроздьями и, сорвав, медленно передавала их матери, которая не могла подниматься по лесенке: ее темные искривленные тяжелой работой и болезнями ноги с трудом позволяли двигаться только по земле… Эта картина – гибкая, как виноградная лоза, фигурка в светлом платье наверху беседки и темная кряжистая на прохладных неровных каменных плитах внизу – прочно осталась в памяти, совершенно слившись со старинной живописью о сельской Италии, где виноград встречается, по-моему, почти на каждом полотне…
Однако, стоило лишь отвернуться от беседки и войти в дом, как взгляд падал на большое красивое фарфоровое блюдо, стоявшее на тяжелом старинном деревянном столе. Вдоль края блюда изящно переплетались виноградные лозы, а рельефно выполненные листья составляли венок. Иногда блюдо убирали в буфет, где всегда пахло куличами и корицей…
Когда начиналось затяжное ненастье, шум дождя гасили широкие виноградные листья, качаясь под нескончаемыми струями… Становилось сыро и зябко… Тогда дедушка приносил охапку поленьев из дровяного сарайчика и клал дрова у печки. На поленьях кое-где оставалась кора, а на коре – мох… Влажное дерево пахло дождем и осенью… Положив сухих щепок среди сыроватых дров, мне удавалось вскоре затопить печь, и тогда я закрывал чугунную дверцу топки. Снаружи створка была красиво украшена: виноградные листья и гроздья чередовались на лозе, извивы которой шли по краю чугунного прямоугольника… Виноград изящно оплетал надпись “Сочи 1927”… Тихо гудящая печка навевала покой и мысли, которые в полудреме двигались вслед за взглядом по чугунной лозе и уносились туда… куда потом ум уже не мог вспомнить дорогу…
Когда дождь заканчивался, надо было навестить совсем старенькую прабабушку – бабу Женю – живущую неподалеку, и отнести ей – прямо, как в сказке! – кусочек пирога и горшочек масла… Правда, волков в тех местах уже давно не видели… Однако, придя к бабе Жене, я сразу спотыкался взглядом о, казалось бы, совершенно мирную безделушку, висевшую на стене – фаянсовую птичку, сидевшую на большой грозди винограда… Безобидная вещица казалась мне гораздо страшнее волков из сказки: это был подарок маленького сына бабы Жени незадолго до своей смерти в 14 лет…
Уже сейчас, спустя полвека, живя на другом конце света, мы сделали ремонт дома, в котором поселились, кажется, надолго. Было решено заменить неисправный газовый камин на настоящий, где горели бы настоящие поленья, и можно было бы следить как угольки постепенно превращаются в пепел… Наши друзья отдали нам удивительно красивое чугунное обрамление для камина с тонким рельефным орнаментом, чтобы мы могли установить эту чугунную арку на наш новый камин…
Жизнь в наши дни устроена так, что люди перестают замечать мелочи и крупные явления, свое прошлое и настоящее, своих близких друзей, а часто – и самих себя… И, тем не менее, когда я разжег огонь в отреставрированном камине, я взглянул внимательнее на чугунный барельеф обрамления: следуя красивой дуге, прихотливо изгибаясь, вилась лоза, с которой свисали виноградные кисти, наполовину скрытые густыми листьями… Разомкнутая гирлянда на чугунной арке обрамляет единственно возможным и естественным образом живой огонь памяти, который возвращает меня к прабабушке, деду и девочке Вале, которая все тянется, тянется и никак не может дотянуться до дальней – самой спелой – грозди в виноградной беседке…
Nikolay Bogatyrev, University of Buth
Edited by: Olga Burenina-Petrova, University of Zurich & University of Konstanz and Margarita Schönenberger, University of Lausanne