ВРАЖЬЕ ЛЕПКО, А БОЖЬЕ КРЕПКО
Жил в старинные времена добрый хозяин. Всего у него было много, и много рабов служило ему. И рабы хвалились господином своим. Они говорили: «Нет под небом господина лучше нашего. Он нас и кормит и одевает хорошо, и работу дает по силам, никого словом не оскорбит и ни на кого зла не держит; не так как другие господа своих рабов хуже скотов мучают, и за вину и без вины казнят, и доброго слова не скажут. Наш – нам добра хочет, и добро делает, и доброе говорит нам. Нам лучшего житья не нужно».
Так хвалились рабы господином своим. И вот досадно стало дьяволу, что живут хорошо и по любви рабы с господином своим. И завладел дьявол одним из рабов господина этого, Алебом. Завладев им, велел ему соблазнять других рабов. И когда отдыхали все рабы и хвалили господина своего, поднял голос Алеб и сказал:
– Напрасно хвалитесь вы, братцы, добротою господина нашего. Начни угождать дьяволу, и дьявол добр станет. Мы нашему господину хорошо служим, во всем; угождаем. Только задумает он что, мы то и делаем мысли его угадываем. Как же ему с нами добрым не быть? А перестаньте-ка угождать да сделайте ему худо, и он такой же, как и все, будет, и за зло отплатит злом хуже, чем самые злые господа.
И стали другие рабы спорить с Алебом. И спорили и побились об заклад. Взялся Алеб рассердить доброго господина. Взялся с тем уговором, что если он не рассердит, то решается своей праздничной одежи, а если рассердит, то обещали ему каждый отдать свою праздничную одежу и, кроме того, обещались защитить его от господина, – если закуют его в железо или в темницу посадят, то выпустить его. Побились об заклад, и на другое утро обещал Алеб рассердить хозяина.
Служил Алеб у хозяина в овчарне, ходил за племенными дорогими баранами. И вот наутро, когда пришел добрый господин с гостями в овчарню и стал им показывать своих любимых дорогих баранов, мигнул дьяволов работник товарищам:
– Смотрите, сейчас рассержу хозяина.
Собрались все рабы, смотрят в двери и через ограду, а дьявол взлез на дерево и смотрит оттуда во двор, как будет ему служить его работник. Походил хозяин по двору, показал гостям овец и ягнят и захотел показать лучшего своего барана.
– Хороши, – говорит, – и другие бараны, а вон тот, что с крутыми рогами, тому цены нет, он для меня глаза дороже.
Шарахаются от народа по двору овцы и бараны, и не могут рассмотреть гости дорогого барана. Только остановится этот баран, так дьяволов работник, как будто ненароком, пугнет овец, и опять все смешаются. Не могут разобрать гости, который бесценный баран. Вот наскучило это хозяину. Он и говорит:
– Алеб, друг любезный, потрудись ты, поймай осторожно лучшего барана с крутыми рогами и подержи его.
И только сказал это хозяин, бросился Алеб, как лев, в середину баранов и ухватил бесценного барана за волну. Ухватил за волну и тотчас перехватил одною рукой за заднюю левую ногу, поднял ее и прямо на глазах хозяина рванул ногу кверху, и хрустнула она, как лутошка. Сломал Алеб дорогому барану ногу ниже колена. Заблеял баран и упал на передние колена. Перехватил Алеб за правую ногу, а левая вывернулась и повисла, как плеть. Ахнули и гости и рабы все, и зарадовался дьявол, когда увидел, как умно сделал его дело Алеб. Стал чернее ночи хозяин, нахмурился, опустил голову и не сказал ни слова. Молчали гости и рабы… Ждали, что будет. Помолчал хозяин, потом отряхнулся, будто с себя скинуть что хочет, поднял голову и уставился в небо. Недолго смотрел он, и морщины разошлись на лице, и он улыбнулся. Он поглядел на Алеба и сказал:
– О, Алеб, Алеб! твой хозяин велел тебе меня рассердить. Да мой хозяин сильнее твоего: и ты не рассердил меня, а рассержу же я твоего хозяина. Ты боялся, что я накажу тебя, и ты хотел быть вольным, Алеб, так знай же, что не будет тебе от меня наказания; а хотел ты быть вольным, так вот при гостях моих отпускаю тебя на волю. Ступай на все четыре стороны, возьми свою праздничную одежду.
И пошел добрый господин с гостями своими домой. А дьявол заскрежетал зубами, свалился с дерева и провалился сквозь землю.
HUDIČEVO ZAVAJA, BOŽJE OSTAJA
Nekoč je živel dober gospodar. Vsega je imel v izobilju in veliko sužnjev je delalo zanj. Sužnji so hvalili svojega gospodarja. Govorili so: »Na vsem svetu ni boljšega gospodarja od našega. Dobro nas hrani in oblači, nalaga nam dela, ki jih zmoremo. Nikomur ne nameni zle besede in ne jezi se na nas; ne kot drugi gospodarji, ki delajo s svojimi sužnji huje kot z živino ter kaznujejo tako krive kot tudi nedolžne in ne spregovorijo o njih dobre besede. Naš nam želi dobro in dela dobro in lepo govori z nami. Lepšega življenja ne potrebujemo.«
Tako so se sužnji hvalili s svojim gospodarjem. In razsrdil se je hudič, ko je videl, da živijo dobro in složno sužnji s svojim gospodarjem. In obsedel je hudič enega izmed gospodarjevih sužnjev, Aleba. Potem ko se ga je polastil, mu je velel zapeljati preostale sužnje. Ko so sužnji počivali ter hvalili svojega gospoda, je Aleb rekel:
»Zaman, bratje, hvalite dobroto našega gospoda. Začnite delati pogodu hudiču in hudič bo postal dober. Našemu gospodu dobro služimo, v vsem mu ugodimo. Ko si nekaj zamisli, mi to storimo, kot da bi mu brali misli. Kako bi lahko ne bil dober z nami? Kakor hitro pa mu prenehate ugajati in storite nekaj slabega, bo postal kot vsi ostali in vam vrnil za vašo nemarnost, huje kot najzlobnejši gospodarji.«
Ostali sužnji so začeli ugovarjati Alebu, sprli so se in stavili: Aleb je nameraval razjeziti dobrega gospodarja, ob tem pa so se dogovorili, da se bo odrekel svojim prazničnim oblačilom, če pri tem ne bo uspešen. Če mu uspe, pa prejme praznična oblačila vseh ostalih, obenem pa ga bodo ti branili, če bi mu gospodar nadel okove ali ga posadil v ječo. Stavili so in Aleb je obljubil, da bo drugo jutro razjezil gospodarja.
Aleb je služil v gospodarjevem ovčjaku in skrbel za drage plemenske ovne. In zjutraj, ko je prišel dober gospod v ovčjak s svojimi gosti ter jim začel razkazovati svoje najljubše ovne, je hudičev sluga pomignil tovarišem:
»Poglejte, sedaj bom razjezil gospodarja.«
Zbrali so se vsi sužnji in gledali skozi vrata in čez ogrado, hudič pa je zlezel na drevo in od tam opazoval, kako mu bo na dvorišču služil njegov pomočnik. Gospodar se je sprehodil po dvorišču in pokazal gostom ovce in jagnjeta, hotel pa je pokazati tudi svojega najboljšega ovna.
»drugi ovni so dobri, a oni z ostrimi rogovi nima cene, raje ga imam kot svojega sina,« je rekel.
Ovce in ovni so se v prestrašeni premikali po vsem dvorišču in gostje niso mogli uzreti dragega ovna. Kakor hitro se je ustavil, je hudičev pomočnik kot po naključju prestrašil ovce, da so se ponovno vsi pomešali. Tako gostje niso uspeli razbrati, kateri je cenjeni oven. Gospodarju je začelo presedati. Rekel je:
»Aleb, prijatelj ljubeznivi, potrudi se previdno ujeti najboljšega ovna z ostrimi rogovi ter ga pridržati.«
Ko je to rekel, se je Aleb kot lev pognal med ovne ter pograbil dragocenega ovna za volno. Takoj ga je prijel za zadnjo levo nogo, jo privzdignil pred očmi gospodarja ter jo potegnil k vrhu, da je počila kot palica. Aleb je dragocenemu ovnu zlomil nogo pod kolenom. Oven je zameketal in telebnil na prednja kolena. Tedaj je poprijel je Aleb za desno nogo, leva se je izvila in obvisela kot bič, ter polomil še njo. Gostje in sužnji so zavzdihnili, hudič pa se je vzradostil, ko je videl, kako preudarno je Aleb opravil svojo nalogo. Gospodar se je vznejevoljil, namrgodil, ter spustil glavo in obmolknil. Gostje in sužnji so tiho čakali, kaj se bo zgodilo. Gospodar je pomolčal, vztrgetal, kot da bi stresel s sebe kar je hotel, dvignil glavo in se zazrl v nebo. Nekaj časa je gledal in gube na njegovem obrazu so se sprostile. Nasmehnil se je. Pogledal je Aleba in mu rekel:
»O, Aleb, Aleb, tvoj gospodar ti je ukazal, da me razjeziš.
A moj gospod je močnejši od tvojega. Nisi me razjezil, jaz pa bom tvojega gospodarja. Bal si se, da te bom kaznoval in želel si biti prost, torej védi, Aleb, da te ne bom kaznoval in te pred svojimi gosti spuščam na prostost. Odidi, kamor te je volja, in odnesi svoja pražnja oblačila.«
Tako je odšel dobri gospodar s svojimi gosti domov. Hudič pa je zaškrtal z zobmi, se prevrnil z drevesa in se pogreznil v zemljo.
Edited by: Blaž Podlesnik, University of Ljubljana and Olga Burenina-Petrova, University of Zurich & University of Konstanz