Еда и ее влияние на поведение и жизнь главных героев повести Н. В. Гоголя «Старосветские помещики»
Еда и Гоголь
Еда и ее приготовление, поведение за столом, обычаи и ритуалы, связанные с актом приема пищи, играют важную роль в национальной и культурной жизни любого народа. «Так же, как не существует общества без языка, не существует ни одного общества, в котором так или иначе не готовили хотя бы одно из блюд» (Levi-Strauss 1970: 167). Прием пищи у человека представляет собой не только удовлетворение физической потребности, как это происходит, например, у животных, но и социально-культурное событие. Будучи природым и культурным феноменом, человек, отличается от животного не только поглощением пищи, но и способом ее приема (Войводич 2011: 346). По способу употребления пищи и разнообразию еды можно охарактеризовать духовный статус определенного общества или класса (Mandić 1976: 15).
В произведениях литературы и искусства мотив еды нередко дополняется эстетическими и символическими смыслами, а также сопутствует раскрытию образов героев произведения. Примером тому могут служить произведения Н.В.Гоголя, в особенности его повесть «Старосветские помещики», главные герои которой, Афанасий Иванович Товстогуб и Пульхерия Ивановна Товстогубиха, предстают перед читателем в постоянном процессе трапезы или подготовки к ней: «Оба старичка, по старинному обычаю старосветских помещиков, очень любили покушать» (Гоголь 1983: 210). Многочисленные образы еды в повести «дополняются соответствующими […] образами духовных движений» (Манн 2007: 140), т.е. иными словами, пища в доме Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны является средством экспликации духовной и социальной жизни обоих героев.
Обжорство и духовные ценности
Прежде всего, следует рассмотреть отношение Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны к еде и осмыслить то, каким образом данное отношение взаимодействует с духовной стороной их жизни. Кажется, что оба героя находят счастье лишь в материальном и земном, точнее, в изысканных и обильных блюдах. Считается, что неумеренность в еде и употребление чрезмерно большого количества пищи чаще всего портят нрав людей и ассоциируются с жадностью, т.е. являются одним из смертных грехов (Клевцова 2008). Обжорство, казалось бы, должно оказывать негативное влияние и на характеры этих гоголевских героев. Если они весь день только и делают, что предаются поглощению пищи, то их духовная жизнь по сути должна находится в состоянии угасания. Как известно, в христианстве рекомендуется придерживаться постов, чтобы избавить душу от гнева, печали, уныния, гордыни, сребролюбия и других грехов земного бытия (Lepahin 2010: 25). Пренебрежение постом и повседневное обжорство заковывают душу в цепь жадности. Тем не менее повествователь-путешественник придает совсем другой колорит общей портретной зарисовке стариков-помещиков. Описывая свои поездки в деревню, он утверждает, что любит «скромную жизнь тех уединенных владетелей отдаленных деревень, которых в Малороссии обыкновенно называют старосветскими» (Гоголь 1983: 204). Вспоминая проведенное в деревне время, рассказчик любуется простотой и скромностью сельского образа жизни. Деревня являет для него образец идиллической жизни. «Через всю повесть проходят картины „старосветской идиллии“», а пейзаж и дом стариков вводят читателя в мир «тишины и покоя» (Степанов 1955: 132). И все же речь идет не просто о том, что деревня является более спокойным местом, чем большой город. Рассказчик объясняет, что он любит ездить в деревню, чтобы в среде скромных обладателей поместий и неторопливого образа жизни забыть, что «страсти, желания и неспокойные порождения злого духа» (Гоголь 1983: 204) вообще существуют. По мнению рассказчика, жизнь в деревне не просто ограждает человека от удовлетворения страстей, а вообще освобождает его от данного порока.
Но может быть, Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна являются для Гоголя не типичными для скромной и простой жизни в деревне героями, поскольку они предаются чревоугодию? Если следовать описаниям и размышлениям повествователя, то это отнюдь не так. В работе «Творчество Гоголя» Юрий Манн замечает, что рассказчик относится к жизни стариков как к блаженному островку гармонии именно потому, что он приезжает из города и поскольку «он сын цивилизации» (Манн 2007: 142). Гоголевские старики верны тому идеалу деревни, которым восхищается и сам рассказчик, противопоставляя своих героев презренным и жалким созданиям, предпочитающим наслаждение всему остальному. Описания повествователя, на первый взгляд, наводят читателя на мысль о том, что речь идет о бесхитростных, кротких и добродушных людях. Однако все намного интереснее и сложнее.
Британский антрополог Эдмунд Лич (Edmund Leach) считает, что еда выступает посредником между культурой, т.е. человеческим существом, и природой (Lič 1972: 40-41). По теории Лича, любовь к пище типична для деревенских жителей и их образа жизни. Люди в деревне имеют более тесный контакт с природой, и, следовательно, с едой. Действительно, чем больше Афанасий и Пульхерия едят, тем крепче становится их связь с природой. К примеру, после обеда Афанасий Иванович «отправлялся погулять по саду вместе с Пульхерией Ивановной» (Гоголь 1983: 211), тем самым, отдыхая от еды, он вместе с супругой любил дышать свежим воздухом, т.е. находиться на лоне природы. Очевидно, что духовность и скромность двух помещиков являются результатом их контакта с природой, который, в свою очередь, устанавливается благодаря разнообразию блюд. Исследуя характер «cтаросветских помещиков», Михаил Храпченко подчеркивает, что эти герои Гоголя, находясь во власти мелочных побуждений, одновременно обладают привлекательными душевными качествами (Храпченко 1959: 144). С мнением исследователя нельзя не согласиться. Чревоугодие на самом деле никак не испортило характера стариков. Духовность и обжорство сосуществуют в них как единое целое; одно явление не исключает другое.
Рассказчик в повести «Старосветские помещики» думает, «не имеет ли самый воздух в Малороссии какого-то особенного свойства, помогающего пищеварению, потому что если бы здесь вздумал кто-нибудь таким образом накушаться, то […] вместо постели очутился бы лежащим на столе» (Гоголь 1983: 216). Возникает впечатление, что в деревне господствуют не те правила, что в городе. То количество еды, которое человек спокойно потребляет в деревне, в городе может стать причиной переедания и гибели от него. Когда рассказчик приезжает в деревню, в его сознании «начинают работать образы физической, естественной жизни», и «снижаются образы духовных, интеллектуальных движений» (Манн 2007: 142). На короткое время рассказчик обретает характерное для деревенского жителя умение съесть множество блюд. На внутреннем уровне сопоставление аппетитов горожанина и жителя деревни дает возможность сравнить не только состояние здоровья человека в городе с состоянием здоровья в деревне, но и степень духовности людей, проживающих в этих разных населенных пунктах. Как видим, в деревне, в отличие от города, человек способен есть без ограничений и при этом неизменно сохранять свою внутреннюю целостность и духовное благополучие.
Богатство и разнообразие еды
Существуют еще один аспект жизни Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны, раскрываемый в процессе взаимоотношения героев к еде и подтверждающий их духовность и скромность: материальное благосостояние стариков. Дом Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны описывается не как великолепный особняк, а как скромная изба. Комнаты «были маленькие, низенькие, какие обыкновенно встречаются у старосветских людей» (Гоголь 1983: 207). Однако описания яств производят впечатление, что помещики сказочно богаты. В их имении готовится невообразимое количество еды, а на домашнем столе всегда находятся разнообразные блюда. Разумееется, обилие и разнообразие блюд указывает на то, что перед нами представители высшего общества эпохи девятнадцатого века, чья трапеза могла состоять даже из восьмидесяти блюд (Войводич 2011: 351). И все же последующие описания деревни, избы, комнат и других помещений мешают сделать подобное заключение.
Следует обратить внимание на то, о какой еде идет речь в повествовании. Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна не употребляют изысканную еду. Меню героев состоит из простых деревенских блюд, способствующих развитию духа и тела. Выбор еды отражает наше представление о вожделенном образе жизни, а также о людях, с которыми мы желаем отождествлять себя (Fiddes 2002: 37). Тот факт, что помещики предпочитают простую еду изысканным блюдам, свидетельствует о том, что они довольны спокойной жизнью и отнюдь не стремятся походить на сливки общества. Потребляемая ими еда наводит на мысль о том, что для стариков вкус важнее эстетики и престижа. Анализируя обжорство и пост, исследователь Лепахин объясняет, что организму «вредит не лишь обжорство, а необоснованное потребление определенных видов еды» (Lepahin 2010: 19). Он упоминает мясо в качестве примера вредной пищи, а растительную пищу именует постной (там же). Примечательно, что несмотря на многочисленные описания разных видов еды, на протяжении всей повести ни разу не упоминаются мясные блюда.
Отсутствие мяса важно по социально-экономическим и медицинским причинам. Мясо считается более дорогостоящей едой – едой, которую мы ассоциируем с высокими доходами высшего общества (Fiddes 2002: 13). Не употребляющие в пищу мяса герои уже посредством данного выбора нарушают привычные параллели, проводимые между едой и богатством. Более того, потребление мяса считается вредным для здоровья, а растительная пища рассматривается как полезное для организма (там же: 206-207). (Забота о здоровье прослеживается, кстати, и в хозяйстве Товстогубов). Для Пульхерии Ивановны еда – одно из средств медицины. Водка в их кладовой, к примеру, сделана из лекарственных растений и имеет целебные свойства. Говоря о водке, Пульхерия Ивановна перечисляет целебные свойства. Водка, настоянная на деревии и шалфее, помогает, «[е]сли у кого болят лопатки или поясница» (Гоголь 1983: 215); водка на золототысячнике помогает, «если в ушах звенит и по лицу лишаи делаются» (там же), а водка, перегнанная из персиковых косточек необходима в том случае, если, «вставая с кровати, ударится кто об угол шкапа или стола и набежит на лбу гугля» (там же). Все эти яства и пития не имеют ничего общего с едой и питьем высшего общества. Они отличаются более скромным статусом и лучшим качеством. Несмотря на то, что старики предаются чревоугодию, они питаются разумно и рационально.
Еда такого рода присутствует и в жизненном укладе Товстогубов. В их хозяйстве выращивается так много фруктов и овощей, что слуги и соседи могут неустанно красть все это, и все же так не могут до конца обокрасть: «благословенная земля производила всего в таком множестве, […] что все эти страшные хищения казались вовсе незаметными» (Гоголь 1983: 210). Ключевое слово описания – «благословленная». Действительно, их земля благословленна. О хозяйстве заботятся, поэтому получают богатый урожай. Пространство «содержит мотив „земного рая“» (Гольденберг 2012: 53). Материальное богатство двух помещиков является плодом необъяснимого благословения. Необходимо оговориться, что духовный пост важнее физического поста, так как цель поста – очищение духа, и кто этого достигает, тому хватает благословения (Lepahin 2010: 25). Если старосветские помещики благословлены до такой степени, то это можно считать отражением их духовного стиля жизни. При этом плоды благословленной земли старики не только накапливают, но и дарят другим людям, проявляя таки образом щедрость и великодушие. Обилие пищи репрезентирует собой не отрицание духовности героев, а, напротив, плод этой духовности.
Интерес к приему пищи
Поглощение еды является особым интересом для двух помещиков. Их неумеренность в еде и питье не порок, а хобби. Кстати, это главное хобби Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны. Даже благосостояние хозяйства не привлекает интереса стариков. У них нет желания «привести в порядок дела, заставить землю приносить больше дохода», вообще «нет интересов у них и нет забот» (Машинский 1979: 84). Конечно, Пульхерия Ивановна заботится о хозяйстве, но это относится лишь к одной его части – к кухне. Ее хозяйство «состояло в беспрестанном отпирании и запирании кладовой, в солении, сушении, варении бесчисленного множества фруктов и растений» (Гоголь 1983: 209). Приготовление еды – ее главная, может быть, единственная забота. Хозяйство не требует внимания наших героев, и они могут беззаботно пожинать его плоды. Зачем беспокоиться?
В Пульхерии Ивановне, таким образом, живет жгущий интерес к искусству кулинарии. Еда на ее кухне готовится непрерывно. Приготовление трапезы является «важным фактором для поддержки эмоционального благополучия, для духовной гармонии и для укрепления культурной особенности общества» (Harbottle 2000: 48). При этом Пульхерия Ивановна «всегда сверх расчисленного на потребление любила приготовлять еще на запас» (Гоголь 1983: 209). В отличие от Пульхерии Ивановны, ее супруг только вкушает приготовленную еду. Еда – единственное серьезное увлечение Афанасия Ивановича, с которым могли поспорить разве что его любовь поспать или отдохнуть в саду.
Совершенно очевидно, что у Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны нет интересов за пределами процесса поглощения пищи. Старикам «чуждо все, что выходит за рамки их уединенного бытия» (Храпченко 1959: 143). Единственный интерес Пульхерии вне границ кухни – ее серая кошка, к которой она привязана. В свою очередь, Афанасий Иванович «часто подшучивал над такою привязанностию – „Я не знаю, Пульхерия Ивановна, что вы такого находите в кошке“» (Гоголь 1983: 216). Афанасий Иванович не только подтрунивает над супругой, но и одновременно дает понять, что его сбивает с толку внимание к любому объекту, находящемуся вне сферы кухни.
И все же у героев существует сфера интересов, лежащая вне сферы еды: их абсолютный интерес друг к другу. Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна зависят друг от друга так же сильно, как и от потребления пищи. Эти добрые старики «живут лишь друг для друга и друг другом» (Степанов 1955: 138). Особенно трогательные моменты происходят тогда, когда Пульхерия Ивановна заболевает и прекращает есть. Состояние Пульхерии вызывает тревожные чувства у ее супруга. Афанасий Иванович искренне заботится о ее здоровье: «Может быть, вы чего-нибудь бы покушали, Пульхерия Ивановна» (Гоголь 1983: 219). Скрытое значение этого вопроса намного глубже, чем кажется. Этот вопрос выполняет функцию приветствия, отражает заботу о состоянии здоровья партнера, выражает добрые пожелания. Интерес к еде уравнивается с интересом к партнеру.
Тайны коммуникации двух помещиков
Общение между двумя помещиками впечатляет своей простотой. Краткие, немногословные разговоры повторяются из сцены в сцену. Юрий Манн полагает, что диалоги стариков являются столь сжатыми, так как в них нет никакого невысказанного плана, никакого намека на что-то утаенное (Манн 2007: 140). Скромные и искренние старики немногословны постольку, поскольку они не нуждаются в обширных разговорах. Общение стариков лишено подтекста, побуждающего к говорению, и поэтому добавить что-то другое, помимо обсуждения еды, было бы излишним. Запах и вкус подаваемой им еды сами по себе «говорят» о любви, что и является положительной реакцией на поданное блюдо (Harbottle 2000: 27). Чтобы общаться друг с другом, Пульхерия готовит, Афанасий Иванович вкушает пищу, а словесное содержание является минимальным. Старики всегда ведут разговоры, касающиеся исключительно самой трапезы: «За обедом обыкновенно шел разговор о предметах, самых близких к обеду» (Гоголь 1983: 211).
Еда часто символизирует половые роли, в частности, традиционное восприятие женщины в роли домохозяйки, а мужчины в роли главы семьи (Fiddes 2002: 46). Невозможно не заметить, что в разговорах стариков, Афанасий Иванович всегда «заказывает» пищу, а Пульхерия Ивановна, следуя роли домохозяйки, еду всегда приносит. Поведение Афанасия Ивановича, ожидающего завтрак и обед, сходно с поведением отца семейства. Ироническое отношение Гоголя к патриархату замечает исследователь Роговер, считая, что Гоголь высмеивает такой уклад жизни (Роговер 2004: 316). Исследовательница Елистратова считает, что тема патриархальности быта пристально рассматривается Гоголем и что Гоголь одновременно и строго судит, и нежно любит своих героев (Елистратова 1972: 129). И все же супруги не унижают друг друга разговорами или поведением. Отношение помещиков и их коммуникация являются непривычным ритуалом любви и взаимного уважения, а не приоритетом одного партнера над другим
Отношение к внешнему миру
«Еду часто употребляем, чтобы создавать не просто межличностные отношения, а отношения со своей окружающей средой» (Fiddes 2002: 43). Не осуществляется лишь контакт Афанасия и Пульхерии посредством еды – тот же шаблон заметен в отношениях со всеми остальными лицами: слугами, приказчиком, войтом, гостями и рассказчиком-путешественником. Еда в хозяйстве Товстогубов «характеризуется какой-то необычайной открытостью и радушием» (Манн 2007: 141), и это радушие выражается в общении стариков с окружающей средой. Старики в процессе трапезы не только поглощают материальное тело, но и впитывают в себя духовную сущность внешнего мира.
Общение слуг со стариками происходит за кухонным столом. Они либо обслуживают помещиков, чтобы они могли пировать, либо заботятся о кладовой. Это их единственное общение со стариками. Но, упоминает Елистратова, существует и оборотная сторона этого беспечного быта. Хищения, распутство и обжорство дворни эксплицируют паразитический уклад жизни (Елистратова 1972: 129-130). Слуги злоупотребляют доверием стариков. Когда за ними никто не наблюдает, они едят с жадностью, до пресыщения. Упоминая огромный запас еды, который готовился в имении, рассказчик добавляет, что большая половина этого «съедалась дворовыми девками, которые, забираясь в кладовую, так ужасно там объедались, что целый день стонали и жаловались на животы свои» (Гоголь 1983: 209). Приказчик и войт заходят еще дальше: превращая фруктовые леса в деревянные изделия, они наживаются за счет состояния стариков.
Рассуждая об отношении хозяев к гостям, Б. Хайден сравнивает угощения гостей с чрезмерным одариванием – некоторые люди эту доброжелательность путают с наивностью, и они злоупотребляют этой добротой за спиной хозяев (Hayden 2001: 31). Иными словами, доброта стариков, проявляющаяся в угощениях гостей, поощряет приказчика и войта совершать бесстыдные кражи. Порой кажется, что старики отдают себе отчет в том, что они жертвы грабежа. Афанасий нередко кажется зорким хозяином. Разговаривая с приказчиком, он «расспрашивал о работах с величайшею подробностью и такие сообщал ему замечания и приказания, которые удивили бы всякого необыкновенным познанием хозяйства» (Гоголь 1983: 210-211). Пульхерия также не воздерживается от замечаний. Осматривая хозяйственные леса, Пульхерия замечает отсутствие деревьев, и за это винит приказчика. Но, если старикам понятно, что приказчик их обкрадывает, то почему они ничего не предпринимают, лишь порой его упрекают? Надо повторить, что их земля была такой плодотворной, что эти грабежи не отражались на их столе. Это самое важное – у стариков есть достаточно еды. Описывая их характеристики, Храпченко упоминает, что старики относятся совершенно равнодушно к жизни в широком плане (Храпченко 1959: 143). Пока их кладовая вечно полна, стариков не беспокоит поведение слуг и приказчика.
Щедрость стариков наиболее ярко проявляется в ситуации общения с гостями. По замечанию археолога Брайана Хайдена (Brian Hayden), хозяева как правило стараются изо всех сил, чтобы удовлетворить гостя, подавая ему неисчислимое количество еды и питья (Hayden 2001: 30). Встреча гостей считалась самым важным мероприятием и в доме гоголевских героев. Гости стариков получают несомненное удовольствие от обильной еды, которую те выставляют на стол. Они «жили для гостей. […] Они наперерыв старались угостить вас всем, что только производило их хозяйство» (Гоголь 1983: 213). Помещики заботятся о госте как о короле: говтовят вкусные блюда, гостю предоставляют бесплатное жилье и возможность наговориться сколько душе угодно. Супруги проводят экскурсии по своему дому, демонстрируя гостям накопленную еду и, сверх того, одаривают гостей съестными припасами. Юрий Манн считает, что такое поведение является совершенно бескорыстным, т.е. приветливость стариков не обусловлена некими скрытыми (прагматичными) причинами (Манн 2007: 141). Внимание приковано к гостю как таковому. Одновременно необходимо отметить, что прием гостей в доме Товстогубов социально мотивирован. Можно согласиться с точкой зрения Хайдена, полагавшего, что хозяева устраивают пиры с целью укрепления социальной солидарности и поддержки (Hayden 2001: 30). Действительно, приезд гостей укрепляет связь стариков не только с конкретными людьми, но и с внешним миром. Не случайно у гостей возникает желание вернуться в этот гостеприимный дом.
Символика пространства и времени
Пространство, в котором Афанасий и Пульхерия живут, также определяется и воспринимается сквозь призму еды. Можно сказать, что аппетит помещиков отражается в пространстве, а пространство отражается в их аппетите. Изучая творчество Гоголя, Храпченко замечает важность изображения бытовой обстановки и деталей пейзажа, открывающих читателю ленивый ритм жизни героев. Старики «неотделимы от окружающей их обстановки, они стали как бы ее составной частью» (Храпченко 1959: 145). Жизнь в деревне, контакт с природой и изолированное существование влияют на стариков и даже поощряют ненасытную их страсть к еде.
В каждой из маленьких и низеньких комнат их дома была огромная печь. Не удивляет, что все комнатки «были ужасно теплы, потому что и Афанасий Иванович, и Пульхерия Ивановна очень любили теплоту» (Гоголь 1983: 207). Комнаты напоминают духовки. Их спальня такая теплая, что старики просыпаются поздно ночью из-за жары, и, конечно, решают кое-чем перекусить. Эти юмористические изображения их «ветхого домика с тепло натопленными комнатками» усиливают изображения обильных трапез (Елистратова 1972: 129). Их дом отражает их увлечение. Дом похож на медвежье логово, а Афанасий и Пульхерия как будто находятся в зимней спячке: хорошо накормлены в уютной теплоте.
Кроме того, повествователь утверждает, что их «дом был совершенно похож на химическую лабораторию» (Гоголь 1983: 209). Везде валяются кастрюли и сковороды, в которых находятся специи или готовятся кушанья. Главная функция дома – охрана великих количеств блюд. Все прочее – и функция дома, и эстетика – все исчезло. В качестве примера этого процесса, Манн обращает внимание на картины в избе. Картины, которые как правило вывешиваются для рассматривания, в повести «функционируют вне своих изобразительных достоинств, вне своего содержания вообще» (Манн 2007: 128). Они висят без особой причины. Старики их вообще не замечают. Рассказчик утверждает, что эти картинки «как-то привыкаешь почитать за пятна на стене» (Гоголь 1983: 207). Картины превратились в пятна. Они являются не произведениями искусства, а остатками еды, которые трудно заметить в пространстве.
Однако дом стариков не только «логово» или «лаборатория», или же «духовка», а крепость, которую старики оградили едой. Они не выезжают из деревни. Они вообще не путешествуют. Помещики окружены едой. Происходит постоянное приготовление и нагромождение пищи: «Всей этой дряни наваривалось, насоливалось, насушивалось такое множество, что, вероятно, она потопила бы наконец весь двор» (Гоголь 1983: 209). Поэтому приезды гостей так важны. Хотя старики не выходят во внешний мир, они позволяют кому угодно заходить в их дом. Таким образом они поддерживают контакт с миром, не покидая своего «замка». Весь их мир «кончается за частоколом их двора», и все вне их деревни «представляется им странным, далеким и бесконечно чужим» (Машинский: 1979: 84). Еда является мостом стариков к внешнему миру и стеной, которая их защищает от этого мира.
Помимо пространства, время играет важную роль в описаниях сцен обжорства. Юрий Манн в упомянутом нами анализе замечает элемент повторяемости, объясняя, что перед нами разыгрывается «настоящее коловращенье еды, происходящее круглые сутки […] в одном и том же порядке» (Манн 2007: 139-140). То, что изо дня в день Афанасий и Пульхерия едят с утра до вечера, впечатляет так же, как и богатство еды, находящееся на их столе. Андрей Белый обратил внимание на тот факт, что Афанасий Иванович принимался за еду девять раз в сутки (Белый 2011: 224). Старики начинали есть с восходом солнца. Они принимали пищу еще два раза до двенадцатичасового обеда. После обеда они отдыхали, а потом пробовали что-нибудь сладкое. Затем они гуляли и позже снова ели. Перед ужином они также перекусывали, и, наконец, ели на ночь. Их день состоял из непрерывных, постоянных обжорств.
Исчезновение аппетита
Смерть Пульхерии Ивановны происходит не совсем обычно. Возвращение кошки и ее повторный (окончательный) побег из дома интерпретируется старушкой как примета смерти. «Уверенность ее в близкой своей кончине так была сильна и состояние души ее так было к этому настроено, что действительно чрез несколько дней она слегла в постелю и не могла уже принимать никакой пищи» (Гоголь 1983: 219). Мотиву смерти сопутствует мотив исчезновения аппетита. Таково и «горестное существование Афанасия Ивановича, не представлявшего себе самой возможности разлуки со своей подругой» (Степанов 1955: 139-140). До смерти супруги у Афанасия Ивановича преобладал механический полет мысли и поведения: он просыпался, в определенное время принимал пищу, общался за столом с супругой. Данный ритуал повторялся изо дня в день. Кончина Пульхерии Ивановны резко прервала привычный ритм его жизни. Навещая Афанасия Ивановича несколько лет спустя, повествователь свидетельствует о том, что потеря этой механичности видна по поведению героя за обеденным столом. У Афанасия Ивановича утерян всяческий интерес к еде. Во время ужина он часто поднимал «ложку с кашею и, вместо того чтобы подносить ко рту, подносил к носу; вилку свою, вместо того чтобы воткнуть в кусок цыпленка, он тыкал в графин» (Гоголь 1983: 222). Одинокий старик лишь ковыряет вилкой неинтересный для него обед. Еда для него не означает отныне ничего особенного. В процессе еды отсутствует прежняя страсть. Более того, механичность и холодность Афанасия Ивановича сопровождаются неожиданной оборванной речью и бурными реакциями (Манн 2007: 34). Например, когда хоронили его супругу, он внезапно выразил свое горе, не понимая зачем это сделали. Подобные резкие взрывы эмоций и происходят и за столом. Воспоминания заставляют Афанасия Ивановича плакать. Так, сырники со сметаною напомнили ему о покойной жене, и Афанасий «вдруг брызнул слезами» (Гоголь 1983: 222).
Вместо заключения
В книге «Поэтика Гоголя» Юрий Манн обратил внимание на иерархию духовных и физических способностей в поэтике Гоголя. Культ еды и преобладание физического аспекта находим в первоначальной иерархии (Манн 2007: 118-119), а во второй – «духовное и интеллектуальное берет верх над телесным» (там же: 126). «Старосветские помещики» не принадлежат к первой иерархии, так как еда в повести превышает первостепенную функцию физического аспекта. Пиры стариков служат не только для удовлетворения голода. Вместе с тем повесть не обладает исключительно духовными и интеллектуальными аспектами второй иерархии. Помещики не следуют установленным правилам духовности. Они чрезмерно сосредоточены на поглощении пищи. Духовный аспект существует совместно с физическим. Не случайно Манн характеризует повесть как сложный случай (там же: 139). С его точки зрения, это настоящая «поэма еды, поглощения пищи» (там же: 139). Действительно, мотив еды целиком наполняет время и пространство повести Гоголя. Все интересы стариков, их общение и любовь основаны на еде и, более того, весь мир в имении Товстогубов воспринимается сквозь призму еды.
Литература
Гоголь, Н. В. 1983. Старосветские помещики, в Избранные произведения в двух томах. Киев: Издательство художественной литературы ДНIПРО, с. 204-224.
Белый, А. 2011. Мастерство Гоголя. Исследование. Москва: Книжный Клуб Книговек.
Войводич, Я. 2011. Мясо и мясные блюда (на примере русской литературы XIX века), в: Злыднева, Н.В. (ред.), Коды повседневности славянской культуре: еда и одежда. Санкт-Петербург: Алетейя, с. 346-364.
Гольденберг, А. Х. 2012. Архетипы в поэтике Н. В. Гоголя: монография. Москва: Флинта; Наука
Елистратова, А. А. 1972. Гоголь и проблемы западноевропейского романа. Москва: Наука.
Клевцова, В. М. 2008. Фреймовая структура концепта жадность. Белгород: Белгородский государственный университет. Режим доступа: https://cyberleninka.ru/article/n/freymovaya-struktura-kontsepta-zhadnost, дата обращения: 24.2.2021.
Манн, Ю. 2007. Творчество Гоголя. Смысл и форма. Санкт-Петербург: Издательство Санкт-Петербургского университета.
Машинский, С. И. 1979. Художественный мир Гоголя. Москва: Просвещение.
Роговер, Е. С. 2004. Русская литература первой половины XIX века. Санкт-Петербург – Москва: САГА – ФОРУМ.
Степанов, Н. Л. 1955. Н. В. Гоголь: творческий путь. Москва: Государственное издательство художественной литературы.
Храпченко, М. Б. 1959. Творчество Гоголя. Москва: Советский писатель.
Fiddes, N. 2002. Meso: prirodni simbol. Prev. S. Kovačević. Zagreb: Naklada Jesenski i Turk.
Harbottle, L. 2000. Food for Health, Food for Wealth: The Performance of Ethnic and Gender Identities by Iranian Settlers in Britain. New York: Berghahn Books.
Hayden, B. 2001. Fabulous Feasts: A Prolegomenon to the Importance of Feasting, u: Dietler, M. i Hayden, B. (ed.), Feasts: Archaeological and Ethnographic Perspectives on Food, Politics, and Power. Washington i London: Smithsonian Institution Press, p. 23-65.
Lepahin, V. 2010. Osobitosti u shvaćanje hrane i posta u Posnom Triodu i ruskoj književnosti. Prev. N. Poljak, u: Vojvodić, J. (ur.), Hrana: od gladi do prejedanja. Zagreb: Disput, str. 19-37.
Levi-Strauss, C. 1970. Kulinarski trokut, Prev. B.G., u: Pavletić, V. (ur.), Strukturalizam. Rijeka: Riječka tiskara, str. 167-176.
Lič, E. 1972. Klod Levi-Stros. Prev. M. Mihajlović. Beograd: Novinsko izdavačko preduzeće Duga.
Mandić, I. 1976. Mitologija svakidašnjeg života. Pula: Otokar Keršovani.
Teo Francišković, University of Zagreb
Edited by Jasmina Vojvodić, University of Zagreb, Yana Hugentobler, University of Zurich and Maria Hodchenkova, St. Petersburg State University