In memory of Nikolay Bogatyrev
ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ КАНИКУЛ
Ледяной ветер трепал на столбе остатки небольшого объявления. Выцветшую надпись разобрать было нелегко:
«Если вы читаете эти строки, значит у вас еще есть время…»
На что именно еще есть время – это прочесть было уже невозможно, так как дождь размочил, а ветер оборвал большую часть крошечного листка.
***
«У нас еще есть время?… Который час?… Без четверти?… А-а-а, ну, тогда мы успеваем… Поедем потихоньку… » – сказал дядя Женя, плавно поворачивая руль. «Волга» (та, которая с оленем на капоте) выехала на главную магистраль города и, неторопясь, поехала в сгустившихся сумерках южной ночи. В темноте на приборной доске светились приятным зеленым цветом циферблаты и стрелки, а за окном медленно проплывала подсвеченная густая южная зелень – клумбы, живые изгороди, белые каменные вазы с агавами и юкками…
Мы ехали то вдоль черных стен хвойных деревьев, то дорогу накрывали густые кроны платанов, и машина двигалась в туннеле из широких листьев, сквозь которые пробивался свет уличных фонарей.
… Лето, впрочем, как и жизнь, тянулось долго, а пролетало быстро. Вот и каникулы закончились, и уже пора было возвращаться домой – на Урал… Но изо всех сил хотелось запомнить, удержать в памяти, навсегда запечатлеть все, что медленно проплывало в окне и мимо чего я проезжал уже много раз. Из темноты появлялись и в ней же исчезали редкой красоты деревья и здания, лесистые склоны и скульптуры, мосты и парки…
И хотя все эти места я видел многократно, все-равно, почему-то все выглядело таинственно и загадочно. За увиденным стояла какая-то недосказанность и тайна… Что же стоит за этой красотой и почему она столь притягательна? Как называются все эти растения? Почему веселятся статуи фонтана? Куда всматривается скульптура русалки? Для чего на многих величественных зданиях и подпорных стенках сделаны красивые ниши? – Наверное в них хотели что-то разместить – скульптуры, вазы или светильники? – Но они остаются всегда пусты!… Так может быть в них таится что-то… невидимое?!…
… А вот мы только что проехали мимо каменных маскаронов над каскадом каменных чаш и бассейнов. Кого они изображают? Почему все они смотрят вниз и такие мрачные? – Взрослые мне сказали, что это – фавны… Тогда я спросил – а кто это? Мне ответили, что это – демоны… Тогда, спустя некоторое время, я решил уточнить, а кто такие демоны? – И получил короткий и четкий ответ: демоны – это фавны…
«Волга» почти неспешно и почти неслышно ехала по широкой магистрали, и за каждым поворотом шоссе открывались все новые – хотя и хорошо знакомые – удивительной красоты виды ночного города… И точно также, все новые и новые вопросы волна за волной – набегали один за другим и теснились сменяя друг друга… Окончательно наступившая ночь легкими порывами теплого ветра доносила запахи невидимых ночных цветов и усыпляющие трели сверчков.
Но вот наш недолгий путь закончился, и «Волга» мягко остановилась у здания вокзала. Я не ошибусь, если сравню эту поездку с неслышной мелодией, и тогда волшебной красоты здание вокзала уже совершенно точно окажется завершающим грандиозным аккордом, подтверждая известное высказывание, что архитектура – это застывшая музыка.
В те годы у меня не было слов описать восхищение этим сказочным зданием. Боюсь, что и сейчас мне это окажется не под силу. А тогда взгляд жадно перескакивал от высокой колоннады с арками на удлинненные многогранные фонари, с широких лестниц – на главное, что захватывало тебя полностью – на ослепительно белую квадратного сечения башню, увенчанную каменной короной и шпилем. В шероховатую поверхность ее стен были добавлены чешуйки слюды, которые днем так сверкали на солнце, что хотелось прищуриться. А ночью, подсвеченная прожекторами снизу, башня мерцала блестками. И было непонятно – то ли опустившаяся ночь просыпала звезды на стены башни, то ли налетевший ветер унес блестки с башни на низкое южное черное небо…
На стенах башни чернело несколько высоких узких окон, которые вызывали в памяти слово «бойница» но здесь они лишь пунктиром прочерчивали ход невидимой лестницы внутри башни на самый ее верх, и направляли воображение в область сказок, загадок и снов.
Но главное, что приковывало к себе взгляд – это были куранты на самом верху башни. Четыре циферблата курантов были обращены к разным сторонам света. Неброские белые цифры на черном фоне и красивые ажурные стрелки выглядели вполне обычно. Зато внешний край циферблатов окружала вереница белых тщательно выполненных необычных рельефных фигур. «Это – знаки Зодиака, созвездия», – спокойно пояснил мне кто-то из взрослых.
В те, да и последующие, годы эти изображения, конечно не могли не вызывать вопросов. Что это за фигуры? Почему у них столь фантастический облик? Зачем они оказались на башенных часах? Что же именно они показывают? И главный вопрос, который прятался за всеми остальными – в чем же тайна их такой притягательности и красоты?
Все новые и новые вопросы волна за волной – набегали один за другим и теснились сменяя друг друга…
Прошли долгие годы, и я убедился, что белые фигурки знаков Зодиака на черном циферблате таят еще больше вопросов и загадок, чем я предполагал в ту далекую ночь.
Оказалось, что создатель башенных курантов заменил часть зодиакальных фигур на изображения других созвездий!… Зачем это было сделано? В чем причина такой странной замены? – Ошибка, умысел, эстетический каприз, астрологические или какие-то неведомые мистические причины? – Сейчас уже едва ли кто-то знает ответ на эту загадку, а внимание торопливых пассажиров давно уже занято совсем другими заботами и вопросами.
Но надо было спешить, и мы вошли в зал с колоннами, в центре которого тихо журчал небольшой фонтан с белой скульптурой оленя, из-под копыт которого мелкими струйками бежала вода… Прошли годы, и олень бесследно исчез, а его место заняла полупрозрачная колонна зеленоватого стекла со спиральным каскадом из неглубоких чаш, по которым текла вода, как когда-то она струилась из-под копыт оленя… Колонна светилась изнутри и снова вызывала вопросы – куда и почему исчез олень? Почему его не вернули на место после вероятной починки? Струйки воды успокаивающе журчали, а мерцающий свет колонны молча уверял, что красивый гладкий стеклянный цилиндр совсем неплох и, наверное, не хуже оленя из эпохи социалистического реализма и сталинского ампира… Но меня это не убеждало, и в душе оставалась тревога… И я не ошибся: прошло совсем немного лет, и даже этот упрощенный фонтан исчез, как исчезли и редкой красоты фонари и скульптуры…
Наступали… новые… времена…
***
А в тот вечер, когда мы вошли в овальный зал с высокими колоннами и фонтаном с оленем, я ожидал духоту замкнутого пространства и жара неостывших от полуденного южного солнца стен. Но с удивлением почувствовал прохладное движение воздуха. А подняв голову, увидел над собой звездное небо: зал был без крыши, и южный небосвод обрамляла красиво освещённая балюстрада, идущая по краю высоких стен…
Мы присели на массивную скамью в ожидании поезда. Время от времени откуда-то раздавался громкий голос, который называл номера платформ, путей и поездов. Голос летел среди анфилад, галерей и сводов, усиленный эхом. И тогда среди людей проносился тихий вздох, раздавался легкий шорох шагов, и часть народа устремлялась под арки коридоров. Я едва успевал рассмотреть эту людскую мозаику, что мелькала перед глазами, как в калейдоскопе… И все эти люди были не менее загадочны, чем знаки Зодиака на курантах белой башни.
А пока мы продолжали сидеть на широкой скамье в ожидании поезда, который в те годы, казалось, никуда не спешил, хотя и ехал быстро… Ехал быстро, но – долго… Часто опаздывал, но затем – наверстывал… Иногда его тянул паровоз, а бывало – электровоз… Случалось, что это был – прямой поезд, а нередко приходилось делать пересадку в Москве…
Мысли обо всем этом проносились сквозь дрему, которая все настойчивее обволакивала меня после долгого дня и затянувшегося вечера… Сквозь дремоту этот вокзал напомнил ощущения волшебства сказки Андерсена «Бронзовый кабан»… В той истории мальчик, уснув, тоже путешествует по ночным дворцам старинной Флоренции. И тогда… грань между сном и явью, между вымыслом и реальностью постепенно стирается – и в сказке Андерсена, и во время моего ожидания ночного поезда…
До слуха доносилось журчание фонтана, шарканье ног спешащих пассажиров и эхо вокзальных объявлений…
И вдруг раздался удивительно мелодичный звон, который пронесся, многократно отразившись от стен и сводов, колоннад и широких лестниц вокзала-дворца. Захлопали крылья невидимых птиц, фантазии попрятались в дальние уголки ума, и остатки сна слетели окончательно от боя черных курантов на белой башне.
«Так… Полночь… Пора», – сказал кто-то из взрослых. Все выпрямили спины, выслушали громкое и невнятное из-за эха объявление, переглянулись, взяли потертые чемоданы и торопливо отправились на указанный голосом из репродуктора перрон… Пройдя по коридорам, мы поднялись на платформу, откуда сразу пахнуло запахом креозота – пропиткой деревянных шпал и столбов.
Как же медленно мы идем из-за чемоданов, что становятся с каждым шагом все тяжелее и как далеко наш вагон!…
А вот и новая волна вопросов – какие наши места? Когда отходит поезд? Что это за люди окажутся на соседних местах? Чем мы займем это долгое время в пути?
Проводница по размерам и форме походившая на дверь, через которую она впускала всех, внимательно проверила билеты – длинные причудливо вырезанные листки, заполненные до пределами цифрами, водяными знаками, штампами, пробитыми мелкими дырочками и дополненные твердыми темно-коричневыми картонными талонами, где было указано, судя по-всему, то, что не поместилось на больших бумажных билетах. На этих небольших карточках в центре виднелась круглая дырка, но кроме того мелкими отверстиями было выбито много чего еще… Я вглядывался в лицо проводницы, задаваясь вопросом – как ей удается в полутьме проверить каждую цифру, букву и едва видимые даже днем булавочные проколы… Но и этот вопрос остался без ответа…
***
И вот наконец мы уже сидим на своих местах, суета минувшего дня, спешка и ожидание, тревоги и прощание – уже позади. Последний взгляд – на башню с загадочными часами, на освещенные арки вокзала, на чернеющие заросли, близко подступающие к перрону, на дежурного по вокзалу в красной фуражке у края опустевшей платформы и… поезд тихо трогается с места. Минута – и огни города исчезают, и лишь на черных склонах холмов и гор светятся теплым желтым светом квадратики окон редких домиков. Но вскоре исчезают и они. Зато через приоткрытое окно прохладный воздух доносит запах спящего моря и тихий плеск ночных волн. И уже ничто не мешает вытянуться на чистых прохладных простынях, и тут же провалиться в глубокий сон…
***
А проснувшись утром, видишь, как в окне проплывают совсем другие картины… Чуть волнистая равнина, бесконечные поля и пастбища, деревушки, старенькие трактора, ожидающие перед закрытым шлагбаумом пока промчится поезд, неширокие извилистые речки, через которые наш состав пролетает с грохотом на железных мостах…
Лето и каникулы кажутся почти приснившимися. Впереди предстоят долгие зимние месяцы и годы учебы в школе.
А беспокойный ум уже вспоминает все новые вопросы, которые обычно задают школьнкам – день за днем и – год за годом. Эти вопросы вызывают недоумение и досаду своей неожиданной нелепостью, кажущейся никчемностью и нескончаемым числом…
Настойчиво, на каждом уроке, беспрерывно и беспощадно спрашивают о том, что в здравом уме в голову не придет никому.
– То странные бассейны без устали наполняют водой из нескольких труб и при этом их опустошают…
– То поезда мчатся из пункта А в пункт Б с точнейшей и совершенно неизменной скоростью, и надо узнать, в какой точке они встретятся, хотя достаточно глянуть в окно поезда и убедиться, что поезд – то замедляет ход на поворотах, то разгоняется, то медленно движется по старому мосту, то долго ожидает, когда устранят какие-то неполадки….
– То странный мальчик пьет кофе или чай и все время доливает себе в чашку молоко… А в итоге нужно в конце обеда, мелочно подсчитав, сказать – сколько же он таки выпил чая или кофе и молока?… – ЗАЧЕМ???
– А теоремы геометрии! Внимательно (или… невнимательно!) выслушав безукоризненно-логичное доказательство учительницы, весь класс уже не сомневается в истинности доказанного!… – Но – нет!… На следующий день, а потом – еще и еще вызовут почти каждого и снова, строго глядя в глаза, потребуют доказать уже многократно доказанное, то, в чем убедились уже все, а если кто-то еще и не уверовал до глубины души в преподанное, то достаточно лишь открыть учебник и прочесть доказательство еще раз!…
Но вот закончился урок геометрии, где не только не верят на слово учителю и друг другу, но и требуют доказывать то, что было многократно доказано в присутствии целого класса – человек тридцати – напряженно вслушивающихся учеников, многие из которых, полагаю, тоже думают – что же тут происходит???
Урок геометрии иссяк, как доказанная теорема, и начался урок истории… И в одно мгновение все оказываются в мире, где следует с первого раза поверить на слово – без всяких доказательств! – в то, что происходило несколько тысяч лет назад в Древнем Египте, или сто лет назад. Например, – в России!
Ну, и сам тон учительницы не оставляет сомнений, что доказательств нет и не будет, и даже самая робкая мысль о доказанности фактов и событий, о которых идет речь, кощунственна и грозит вызовом родителей в школу!…
С годами число школьных вопросов, которые сыпались на голову, не иссякали, а их нарочитая нелепость и, зачастую, логическая безграмотность не уменьшались…
«Кто виноват»?, «Что делать?», «Кому на Руси жить хорошо?» – все это напоминало газетные заголовки, и хотелось иногда просто открыть форточку, впустить свежего воздуха и заняться чем-то более содержательным.
Но вот вопрос, который задал сам себе полубезумный студент – «Тварь ли я дрожащая или право имею?», зарубив топором двух старушек, и ответ, который он получил (как нам объяснили твердым голосом на уроке литературы), сделав странный вывод, вызвал у меня и моих одноклассников сильное замешательство. Сравнив с собой Наполеона, которому, якобы, «было позволено» распоряжаться миллионами жизней, Раскольников пришёл, судя по-всему, к неким гуманистическим выводам, поняв при этом, что поступил… нехорошо… Но старшеклассники, с недоумением обменявшись впечатлениями о прочитанной книге, задались встречным вопросом: «А разве студент не доказал, что он-то как раз и есть – тварь дрожащая?!…» Некоторые же из моих одноклассников, которые серьезно занимались математикой и физикой, напомнили, что для достоверного ответа на такой экспериментальный вопрос – двух старушек явно мало! Для этого важно обеспечить достаточный статистический материал. Другие даже упоминали и о более сложных схемах эксперимента – о необходимости контроля, ну, и так далее…
Надо ли говорить, что и по другим предметам вопросы и способы их постановки оказывались не менее причудливыми, а ответы требовали точного соблюдения ритуальных действий. Сухощавый учитель физики недели напролет объяснял все, что касается электрического тока, который течет от одного полюса к другому, а в розетке ток оказывается переменным, и электрики, которые чинят проводку, говорят о совсем непонятных вещах…
Ну, и самое главное – все время меня не оставляла почти неощутимая неловкость – есть ли хоть крупица здравого смысла во всем, что происходит на уроках?
Сейчас я точно знаю, что мало кто доволен системой образования – о какой бы стране и системе ни шла речь…
Вполне понятно, что даже лучшие школы, колледжи и университеты лишь с грехом пополам объясняют прошлое и как в нем надо ПРАВИЛЬНО жить, но те, кто там учится, будут иметь дело – с будущим!… И– мало того, им придется его не объяснять, а – создавать.
***
Вопросы, которые мы задаем себе и друг другу нередко изначально лишены смысла или скоро утрачивают свою насущность. Кого сегодня интересует, сколько ангелов может уместиться на острие иглы? Но не только философские вопросы имеют «срок годности» – как продукты питания –, но и вполне практические: как успешно наладить производство чернил, пушечных ядер или пленочных фотоаппаратов? А ответы, что кажутся верными и достоверными, часто ложны: самая малая частица вещества – атом – оказывается вполне делимой, причем, с грандиозными и, прежде всего, катастрофическими последствиями.
А вопросы продолжают накатывать волна за волной…
«У нас еще есть время?… Который час?… Без четверти?… А-а-а, ну, тогда мы успеваем… Поедем потихоньку…»
Жизнь продолжает наращивать темп, а мы похожи на водителя, который мчится в туман и продолжает давить на педаль газа, пристально вглядываясь в зеркала заднего вида, задавая и отвечая на вопросы столетней давности.
***
Ледяной ветер трепал на столбе остатки небольшого объявления. Выцветшую надпись разобрать было нелегко:
«Если вы читаете эти строки, значит у вас еще есть время…» – Время задать тот самый главный вопрос, ответ на который рассеет туман, даже если это ваш последний день… Каникул.
Nikolay Bogatyrev, University of Buth
Edited by: Olga Burenina-Petrova, University of Zurich & University of Konstanz and Margarita Schönenberger, University of Lausanne