ДУРА ПОНЕВОЛЕ
Почему не стоит жениться на дурах? Наверное, потому что когда тебе надоест нашампуривать сочное мясо, наступит стадия «а поговорить?» (часто после стадии «а выпить»). После приходит пустота, непонимание, раздражение и злость.
Как-то летом, отдыхая с семьей на озере Алаколь, я оказался случайным свидетелем неприятного инцидента. Хозяин домика, где мы столовались, выписал яростную оплеуху сыну. Затем еще и еще. Наконец, пинком припечатал его к земле. На вопли мальчика прибежала жена. Она начала срамить мужа тем самым сбивчивым и крикливым языком, который напоминает мне вбивание гвоздей. Руслан, не церемонясь, дал пощечину и ей. Тогда она схватила мальчика под руки и убежала с ним в юрту, стоявшую вдалеке от гостевых домов. Вечером мы с супругой пили на веранде китайское пиво, я развел на мангале огонь, поставил на него чумазый от гари казан и варил раков. Сын гонял в футбол с местной пацанвой отдыхающих. Среди них был и старший сын Руслана. У него до сих пор багровела щека.
Я любовался супругой, ее напитанные озерной солью волосы вились. К телу уже успел прилипнуть ровный, матовый оливковый загар. Я обратил внимание, что многие женщины, особенно став матерями и перешагнув свой хвостик тридцати, теряли пол. Год от года волосы их стриглись все короче. Редко кто из моих коллегинь носил каре.
Лень – это усталость от жизни, потеря интереса? Они начинали носить одежду унисекс, обувь на плоской подошве. Как точно подметил мой отец, эти женщины переставали быть «манкими». Супруга принесла с кухни заляпанные стаканы. Она даже водку дома переливала в графин, что уж говорить о «пиве из горлышка». Во дворе тянулась батарея сосков жестяных умывальников. Супруга тщательно помыла стаканы и налила нам по половинке.
Лучи вечернего солнца, тягучие как карамель и теплые как янтарь, осветили небольшую площадку между домиками, на которой дети играли в футбол. Редкими проплешинами пыталась прорастать трава. Берег, точнее, подход к озеру начинался с крутого обрыва. Дабы дети, играючи, не свалились с него, хозяин смастерил детскую площадку, а на самом краю поселил добрую, но устрашающего вида собаку-алабая, которая грозно лаяла при приближении людей. Площадка была добротная, что называется, «на века». Так в союзе делали. Все было сварено вручную – горка, качели-скамейки на несколько мест, была и песочница, но вместо привычного, мелкого, пляжного песка там были зернистые черные камешки.
Вода в казанке закипела, я круто посолил ее и закинул раков. Заметив дым из котла, сын бросил мяч и залез ко мне на руки. Он восторженно вскрикивал, наблюдая за тем, как буро-зеленые членистоногие краснели в кипятке. Мы бросили туда же ветви укропа и лаврушку. Теперь им нужно было немного отдохнуть, остыть.
Сын продолжил второй тайм, а мы допили пиво и пошли прогуляться вдоль берега. Обойдя крутой обрыв, спустились к воде по вырубленным земляным ступеням. Вода была спокойная. Наверное, это и были те самые молочно-кисельные берега. Гладь отдавала перламутром. Супруга протянула мне телефон, выпрямила спину, чуть потянула уголки губ, и я запечатлел ее в пенно-белом облегающем грудь платье на закате солнца у тиши воды.
Был полный штиль, оголодавшие комары с благодарностью лакомились тонкими лодыжками супруги, только и выступающими из вереницы белых рюш. Вечерний берег, и без того безлюдный, сегодня не принимал даже одиночек-рыбаков. Так мы каждый в своем молчании прошли вдоль осыпающихся глиной стен побережья. Омытые добела из воды виднелись ветвистые стволы деревьев. Издалека они напоминали скелеты, кости, бивни мамонта. В этом году их стало меньше. С течением времени меньше станет всего. Той дикости, того не обжитого, первозданного, за которым мы едем именно сюда. Как говорят с нескрываемой радостью местные, уже совсем скоро, на главной улице поселка появится мощеная площадь, а на ней фонтан и кафе итальянской кухни.
Зачем? Нас вполне устраивало прибрежное кафе. Четыре стола с рваной и выцветшей клеенкой, столовые приборы из разных сервизов и меню из трех блюд: вареные раки, жареный окунь и коктал из сазана.
Все это свежее, приготовлено без изыска, по-рыбацки, с рыбацкой душой. Из напитков – водка и пиво. И нет никакого выбора – садись, ешь и наслаждайся. Мы удалялись все дальше от наших домиков. Говорят, где-то там далеко есть заброшенный пионерский лагерь. Интересно было бы до него дойти. Мне представлялись вполне заурядные, шаблонные картинки – я найду разъеденный коррозией горн и прогнивший барабан. Загляну в домик и на кровати с панцирной сеткой обнаружу, что-то из гардероба пионера – галстук, пилотку или бантик.
Чушь. Все, что оставалось, давно растащили. А что не растащили – обветшало да сгинуло.
– Теплое-теплое море, жаркое солнце, синие-синие волны и пустынный пляж…
Супруга сняла сандалии и, молитвенно напевая, шагала, словно едва касаясь, оставляя у самого края берега едва заметные следы. Она носила колечко на указательном пальце ноги. Мне оно нравилось, как и нравился белый лак на ее ногтях.
– Музыка рядом со мною, ты рядом со мною и весь этот берег наш.
Вдалеке показался зорб – сферический надувной тубус. Он был пришвартован к берегу и ждал своего выхода завтра к полудню. Практически все плавсредства и водные аттракционы на побережье принадлежали Руслану. Он жил в поселке только в сезон. Родители, брат, сестра, да и сам он – местные, коктуминцы. Семья – по меркам села интеллигентная. Родители – учитель физкультуры в сельской школе, мать ветеринар в общем добросовестные труженики. В город Руслан уехал сразу после школы. Поступил не без связей в академию МВД, по окончанию начал службу. С мая месяца оставлял свою зарплату начальству и уезжал домой, отдыхать, зарабатывать и развивать курорт. Пару раз за сезон на полное обеспечение приезжали отдохнуть бастыки*. Ну, а как иначе? Руслан дело свое знал и был крепким хозяином.
– Когда я вижу, как ты танцуешь, малыш ты меня волнуешь.
Супруга заглянула в цилиндр-зорба и начала лезть внутрь. Платье полезло вслед за ней и оголило белую, незагорелую ягодицу. Я начал толкать тубус. Хотя он и казался невесомым, вытолкнуть его к воде было не так уж и легко. Трос был не длинный, но его вполне хватило, чтобы он держался на воде.
Мне протиснуться было труднее – все же это развлечение для детей. Внутри было душно. Я придвинулся к жене и поцеловал. Верхний край светила почти зашел за горизонт, и в этих красках Алаколь походил на северное море. Поднялся небольшой ветер, и зорб слегка покачнулся. Мы находились словно в колыбели Нептуна. Жена обняла колени, из-под складок платья вновь выглядывали лишь загорелые ступни.
– Когда ты смотришь так серьезно, малыш, я тебя люблю.
Я коснулся ее щеки и потянул к себе. Губы горчили пивным хмелем. Она была мягкая и податливая, кожа ее от соленой, мылкой воды туго обтянула стройный каркас.
Я откинул рюши юбки и почувствовал жар, не обжигающий, трепетный. Откуда-то, словно извне, из меня, из деревьев карагачей вокруг, из черного камня и темных волн вырвался стон. Супруга была кроткой, часто дышала и сбивчиво бормотала что-то, влажно, пылко целовала мне шею.
Я выглянул в круг сферы и увидел двух реликтовых чаек. Они мягко планировали над трубой и совсем не боялись нас. Это мы – гости! Гости в этой стихии, гости этой гармонии. Помню беседу с тестем: «Мы ведь не правильно пошли, а, может, и правильно, только сейчас те, кто думать не разучился возврата стали искать. Ищут покоя, девственных заповедников. Но тут видишь до маразма дойти не сложно. Ты посмотри – люди стали траву сырую жрать, детей в школы не водить. Для всего придуманы, точнее, слизаны с запада модные слова – вегетарианство, анскулинг. Не надо усложнять. Пусть идут жить в пещеры. Там плодятся, подножным кормом питаются, детей по первобытнообщинному принципу растят. Кто против? Во всем нужен здравый подход и баланс».
Не без труда, обмякшим телом, я вылез из тубуса и притянул обратно к берегу.
Мы возвращались так же молча, каждый думал о своем, о хорошем. Супруга допевала песню и иногда останавливалась, чтобы поцеловать мою заросшую щетиной щеку.
Раки уже остыли, пиво почти заиндевело. Сын притомился от мяча и заскучал. Он уже подхныкивал и теребил других отдыхающих расспросами, где мы и когда вернемся. Задержись мы еще минут на пять, он бы точно отправился на поиски. Жена принялась собирать к ракам не хитрую снедь. Принесла с кухни щербатую посуду, вымыла овощи, нарезала хлеб, сыр и колбасу (понятно, что раками сыт не будешь), налила сыну фруктовый сок. Сын устроился у меня на коленях и, ковыряя ноготками панцирь, силился почистить рака. Не вышло. Я потрепал его по голове и преподал не хитрую науку. Высвободил раковую шейку и покормил его с руки, как птенчика.
Вечер полноправно заступил, и хозяева включили уличные лампы, привлекая мошкару к нам на огонек. Недалеко от зоны послышался стук мотора и завыл алабай. Руслан сделал обход владений и вернулся домой, обгорелый, голодный и уставший. Проходя мимо нас, он помахал рукой и показал из кармана бутыль местной «паленки».
– Давай сегодня посидим, я люблю выпить с русскими!
– Вообще я белорус, но посидеть можно!
Сын с удовольствием съел еще несколько шеек, погрыз хлебную корку и прикорнул на коленях жены.
– Иди, укладывай, лучше завтра пораньше встанем и искупаемся на рассвете.
Жена кивнула и, допив пиво, пошла укладывать сына спать. Я закурил и посмотрел на луну. Огромное белое пятно и дорожка отблесков по воде, мы ничтожны в мире этом, но пытаемся все подмять, везде создать видимый комфорт.
Утром сестра хозяина сказала, что, несмотря на многочисленные просьбы, она не будет продавать на своей зоне алкоголь – кому нужно купят в поселке. Не будет, потому что места здесь не те, здесь гармонии, умиротворения искать нужно, а не пьянку беспробудную.
Так ей дедушка с бабушкой сказали. Наверное, правы аксакалы.
Я затушил окурок в пустой пивной банке. С кухни показался Руслан.
Он нес бутылку, две стопки и глубокую пиалку, от которой клубами шел пар.
– Мэ, айелька* моя барашка потушила. Свежий, парной.
– Рахмет* , вот угости ее вареными раками от меня.
Руслан разлил мерзавчик по стопкам. Водка была как из моей юности – теплая, зловонная и с ацетоновым привкусом. Я закусил барашком. Жир обволок слизистую и гадкое послевкусие водки ушло.
– Ты молодец, брат, что каждый год приезжаешь. Я уважаю тебя. И жену твою очень. Я же с ней еще до тебя познакомился. Она с сестрой и тетками приезжала. Я еще тогда отметил – красивая, два образования высших и языков много знает. Повезло тебе брат!
– А ей, что, не повезло? – Руслан вновь наполнил стопки.
– Ей, конечно, тоже, ты – мужик! У вас сын красивый, умный получился. Просто, понимаешь, брат, тяжело очень, когда с дурой живешь. Я в город рано уехал. Учился, на ноги вставал, но и по-молодому жил, в клубы ходил, девчонок водил в общагу. У меня и русские были, ух, с ними я ваще круто зажигал. Аня у меня была, я жалею, что родителей послушал, нравилась она мне очень, я женился бы. После Анара была, она тоже городская, на юриста училась. Мы с ней и в филармонию ходили. А потом приехал я как-то родителей навестить, а на Алаколь уже люди ездить начали. Акешка* попросил пожить, все наладить, чтобы людям хорошо было. А пока я тут все поднимал, меня засватали и женили.
Руслан выпил еще стопку и засмеялся.
– Ну, так что плохого? Живете вы хорошо, у тебя сыновья. Работа, звание, на берегу целая флотилия.
– Так все, брат, так. Только кроме барана и миски с тестом жена моя ничего знать не хочет. Мне в город ее стыдно привозить, сослуживцам показывать. Учиться она не хочет, книг не читает. Я, бывает, прихожу со службы, вижу, ее и зло берет. Не люблю я ее, понимаешь? Я городскую хотел, с образованием. А мне что? Как отец жил, так и мне вроде надо. Давай еще по одной.
Водка не лезла, я с усилием протолкнул ее в себя.
– Я тебе так скажу, звенья нашей судьбы, уже давно скованны за нас. У тебя сыновья, здоровые, если будешь правильно воспитывать, не плохими людьми вырастут. Не терзай себя размышлениями, если бы…
Взгляд Руслана уже поплыл. Он одобрительно махнул рукой и, пошатываясь, зашагал к юрте. Ночью я то и дело просыпался от всхлипывания его сыновей и пронзительных выкриков жены. Может, действительно надо было ему на городской и с образованием?
АЙЕЛЬКА – (от казахского ӘЙЕЛ – женщина): русифицированный вариант казахского слова.
РАХМЕТ – каз. CПАСИБО
АКЕШКА – (от каз. Әке – ОТЕЦ ): русифицированный вариант казахского слова.
БАСТЫКИ – (от казахского БАС): голова, глава, начальник так на русский манер называют тех, кто имеет чин.
Anastassiya Kiriyenko, Abai Kazakh National Pedagogical University
Edited by: Lyudmila Safronova, Abai Kazakh National Pedagogical University and Olga Burenina-Petrova, University of Zurich & University of Konstanz
На озере Алаколь © Анастасия Кириенко
