С ПОЗИЦИИ НАБЛЮДАТЕЛЯ
Недавно заметила, что если спросить у кого-то «как дела?», то рискуешь в очередной раз узнать сводку не слишком разнообразных новостей этой весны. Впрочем, когда вопрос поступает к тебе, собеседник услышит примерно то же самое (квиты!). Потому что социальная дистанция – почти. И ничего не происходит – почти.
Практически ничего. Хотя как посмотреть.
Трехлетние тоже плачут
Когда я начала снимать комнату, общение с соседями по этажу как-то сразу не задалось: то обвинят в разбрасывании некого мусора, невидимого простому смертному, то опознают во мне владелицу балконных окурков, которые по сей день мирно живут в гигантской банке из-под «Нескафе». (Спустя какое-то время насыщенное выяснение отношений закончилось обоюдным молчанием.)
Тем не менее, все было не так уж печально: в соседнем коридоре жила молодая женщина с ребенком – пожалуй, самым жизнерадостным и болтливым существом на свете. Каждый день он разъезжал по коридору на своем дребезжащем велике, в чьем дребезжании слышалась мольба о пощаде (т. е. сдаче на металлом). Соседи, что примечательно, претензий не высказывали – даже улыбались иногда.
Но всему хорошему рано или поздно приходит конец. Пару дней назад трехлетний мальчуган, ощутив весь трагизм происходящего, стоял на лестничной клетке и самозабвенно рыдал, упрекая, кажется, весь мир в его несовершенстве:
– Мама, ты не понимаешь! У меня маски кончились…а перчатки мои где? Почему?
На следующий день он устраивал велогонки уже в маске. И в перчатках – не в велосипедных, правда, а в латексных. Черная полоса его жизни на данный момент благополучно завершена.
Физиологический очерк
Иногда лента новостей подкидывает мне статьи на тему, так сказать, загадочной русской души. По мнению многих, не в последнюю очередь эта загадочность состоит в повальной любви россиян к самолечению (согласно тем же источникам, души европейцев стремятся в поликлинику с гораздо большим рвением). Насколько я русская – не знаю, однако моя «аптечка» почему-то быстро разрослась до размеров коробки из «Икеи».
Наверное, качество все же главнее количества, потому что в один далеко не прекрасный день мои снадобья оказались бессильны. Так я впервые сходила в травмпункт. Короче говоря, с почином.
Мне всегда казалось, что перечень течений и жанров в искусстве, всякие там реализмы, натурализмы, классицизмы – это что-то нежизненное. Не потому, что подобное деление неправильно, а потому что с помощью этой схемы невозможно описывать быт.
Оказалось – наоборот. Иногда «по-нормальному» рассказать ничего не получается, поэтому заранее прошу простить меня за те записки сумасшедшего, рождению которых поспособствовала пятичасовая очередь.
Итак, место действия – невероятно узкий белый коридор с безнадежно запутанной, но все же вполне живой очередью, регистратура с как минимум семидесятилетней дамой и ворохом наспех склеенных карт. Земская больница по мотивам Чехова. Причем сами кабинеты – огромны, именно такими квадратами строятся студии классической хореографии. Это уже немного абсурдизм (и в бытовом, и в архитектурном, и в литературоведческом смыслах).
(Без)действующие лица – очередь. Это реализм. Больные в полуобморочном состоянии, пытающиеся лечь на стульях и ожидающие (не)скорой помощи, которая не спеша повезет их куда-то в Ленобласть – уже, скорее, натурализм. Золя было бы на что посмотреть.
Действующие лица – врачи. Выписывание рецептов, перерывы на чай, обсуждение пациентов в сестринской с картонными стенами, нажимание кнопочки противнейшего звонка – снова реализм. Зловещая фраза рентгенолога «у нас санитарки ликвидированы как класс», прогуливающаяся по коридору медсестра, которая с удовольствием предрекает всем желающим атипичную пневмонию – хоррор.
Под обобщение никак не попадает старичок – пациент, успешно флиртующий с вышеупомянутой оптимисткой посредством обращения «сударыня» и историй из жизни, в одной из которых (историй – хотя его энергии и на пару жизней хватило бы) его «чуть не стопанули менты, но удалось скрыться». Вот такой вот Платон Каратаев.
Сюжет – практически никакого. Финал – констатация факта, что медицина в моем случае бессильна, и одновременно торжественное вручение рецепта, чтобы все же облегчить мои страдания. Эпилог – исцеление.
Что хотел сказать автор? Здоровья пожелать, конечно. И сил.
Коллеги
Согласно интернет – опросу о планах после окончания карантина, почти каждая 45-летняя женщина Питера хочет отправиться в салон красоты. По – моему, здесь произошла ошибка данных – это желание совершенно независимо от возраста.
Однажды утром, взглянув на шевелюру в зеркало, я окончательно убедилась в том, что приобретаю сходство с музыкантами из «Битлз» и «Let it be» – явно не выход из ситуации. Еще и зарплата прилетела, самое время оказать небольшую финансовую поддержку малому бизнесу.
Сказано – сделано. Выполнив все условия конспирации, я проникла на секретную территорию, где мужчина – парикмахер лет пятидесяти клятвенно пообещал привести меня в божеский вид (привел). Разговорились. Узнав о том, что я филолог, он засмеялся и рассказал историю, достойную если не сериала, то полнометражного фильма точно.
Услышав от 14-летнего сына о его желании стать парикмахером, родители, мягко говоря, в восторге не были, но мама, тогда директор самой крупной петербуржской библиотеки, заключила с ребенком весьма своеобразный договор: диплом филфака в обмен на разрешение свободно стричь. Удивительно, но обе стороны выполнили свои обязательства. Что еще удивительнее: филологическое образование все же обеспечило ему работу по специальности. Вопреки всем стереотипам!
С еще одной коллегой по цеху я познакомилась чуть позже. Видимо, гуманитарным образованием выложена дорога в бьюти – сферу: она была мастером маникюра, а по первой специальности – преподавателем русского и литературы. Правда, в отличие от нашего первого героя, дипломом она воспользовалась прямо по назначению – и трехлетний стаж у нее все же был. «Ты знаешь, для того чтобы преподавать, нужно быть максимально сумасшедшим». Хм, определенная доля правды в этом есть.
Задумалась: а когда же у меня начнутся такие изменения? Уже почти четыре года, кажется, потихоньку пора… Впрочем, не буду очень торопиться!
Polina Кryzhevich, Saint Petersburg State University