НЕ ТАКОЙ

Когда Слава познакомился с ним, Александр был еще молод, но уже тогда – перспективен. Немного нервный, веселый, щедрый, небедный и со свободой мысли. Слава смотрел на него с некоторым восхищением даже, относился как к младшему брату, менее опытному. Она была весела и внутренне свободна, отдавала энергию легко и просто, очаровывая всех вокруг, сохраняя душевное тепло и легкость. Славаее боготворил.

Когда Александр так неожиданно ушел из их жизни, она даже внимания не обратила. А Слава, встречая его теперь нередко на улице, счастливого, женатого,в том же дивном, приподнятом настроении, всегда думал, что мир перевернулся от того, что этот преуспевающий, легкий, женственный мужчина ее так спокойно и бездумно оставил, пусть даже не в реальной жизни, а где-то в своих красивых, гармоничных, ажурно-пепельных мыслях.

Слава теперь почти не здоровался с Александром, не подавал ему больше руки, криво усмехался и шел прочь, лишь только его завидя. Дела у Александра шли не просто прекрасно, а восхитительно. Он быстро продвигался на новые жизненные позиции, выглядел все более счастливым, часто появлялся в компании известных и, как казалось, таких же счастливых людей. Слава, завидя его, весь зеленел просто, то ли от зависти, то ли от злости. От ощущения даже не отчаяния вовсе, а совершенной, абсолютной несправедливости, с которой как будто бы впервые в жизни столкнулся.

Она общалась теперь со Славой часто, как будто бы даже не помнила, ни о прошлом, ни о существовании Александра. Все как будто бы вышло на новый виток развития, кроме тех страшных чувств, гнева, брезгливости, отчаяния и ужаса, которые сами вселялись в душу и голову Славы, когда он снова и снова видел счастливого и довольного Александра.

Однажды Слава сидел в кафе и слушал, как Александр рассказывал кому-то про любовь, вдумчиво и остроумно объясняя, что чувство это длится несколько дней или часов, а потом на смену ему приходит что-то другое, более важное и спокойное. Потом снова и снова упоминал о современных изменениях, инновациях, скорости жизни и здравости. О здравости он говорил больше всего и дольше всех. Здесь, думал Слава, очень подходила современная шутка про три поколения детей, которые по-разному относятся к пище. Те, кто постарше, говорят, «Ем, потому что это вкусно», те, что помладше, – «потому, что это модно», а самые молодые бодро заявляют теперь: «Мне это полезно». Жена Александру попалась хорошая, и дети, слава Богу, были тоже неплохими.

Когда Слава в очередной раз увидел Александра, хорошо одетого, занятого своими делами, упитанного и искреннего, он вдруг на какой-то момент перестал испытывать эту странную боль под сердцем, которая так давно его преследовала, буквально с первых часов знакомства с ней, да и с Александром.

«Он по-другому думает и чувствует!» – с облегчением объяснил обстоятельства жизни для себя Слава.

– «Он по-другому…» – еще раз повторил про себя Слава, в который раз перебирая в памяти встречи с ней, сомнения, те острые ощущения, которые каждое утро испытывал, просыпаясь. То ли счастья, то ли гибельного восторга. От интенсивности жизни, от ее странности, иногда невозможности и трудности переживания. Он снова и снова думал об Александре, своем, в некотором смысле, идеальном герое. Счастливом. Удачливом. Умном. Но в какой-то момент впервые за долгие годы подумал с облегчением, что себя он тоже теперь может впервые полюбить. И за то, что он родился, и за то, что просто жил и живет, и за то, что она есть на свете, и, все-таки, за то, что он не такой как Александр.

А еще Слава подумал, что, возможно, в том, что он так безудержно переживал все, что было связано с ней и с Александром, каким-то образом было связано и с ее теперешним спокойствием, и с благополучием, и сосчастьем Александра. Может быть, поэтому Александр так весело с ним здоровается, так охотливо тянет свою руку, так радостно приветствует? Может быть, он догадывается, какое море чувств поднималось в груди у Славы все эти годы, когда он только его видел?

Но Александр только спокойно шел мимо, совершенно не замечая невидимого мира вокруг, мира, который Слава так странно и заботливо придумывал.

А она тоже был счастлива, весела, беззаботна, и от одного этого становилась чуть легче жить.

Слава снова и снова просыпался утром с мыслью, что не зря любил ее все эти мучительные тридцать три года, не зря не спал по ночам, не зря думал, что это все совершенно безнадежно. Он мог теперь спокойно просто знать о ее существовании, больше не опасаясь того, что злые или добрые духи отнимут ее навсегда. Видимо, за эти годы он тоже стал другим.

«А ты давно знаешь Александра?» – как-то спросил он у нее.

«Александра?» – она вдохновенно улыбалась. – «Я его почти не знаю. Только по твоим словам. Он ведь твой, кажется, самый закадычный друг?»

Слава съежился: «Не знаешь?»

Она снова, как будто бы засмеялась, поправляя оборку на боку длинного, свободно спадающего платья: «По твоим рассказам. Ты всегда о нем рассказываешь!»

Слава снова весь сжался, от смущения, от какой-то внутренней боли и дрожи, безуспешно пытаясь спрятать голову в плечи, обвиняя себя в несправедливых мыслях, надуманных и злых суждениях.

Александру, впрочем, действительно, предстояло сделать все то болезненно-несправедливое, только в другой, еще более жизненной и неприятной ситуации, при других обстоятельствах и в других лицах, как будто бы надуманная Славой история воплотилась в жизнь, подло и причудливо разрушив счастье и покой ни одного человека.

А Слава… Слава почему-то знал, твердо верил теперь, ни на минуту даже не сомневаясь, что именно он, да – он, спас ее, спас от ужаса и несчастья, которое так долго нависало над ней, пока Александр так легко, счастливо, спокойно и радостно, ни в чем не сомневаясь, грациозно парил над землей и двигался вперед.

 

Nina Scherbak, Saint Petersburg State University

Edited by: Maria Zhukova, University of Konstanz

Schreiben Sie einen Kommentar

Ihre E-Mail-Adresse wird nicht veröffentlicht. Erforderliche Felder sind mit * markiert